Вилла мертвого доктора

Грич Александр

А потом и этих публикаций не стало. Так жизнь и шла своим чередом, пока в Вудланд-Хиллз не случился – уже, кажется, году в сороковом или около того – огромный пожар. Ну вы в Калифорнии не первый день и знаете, как здесь все легко загорается и хорошо горит. Особенно дорогие районы, горные склоны, поросшие лесом. Вон Малибу, совсем недавно я там проезжал – весь склон черный, обгоревший, или Калабасас. Сейчас это непросто себе представить, но тогда и Шеппард-Хауз стоял практически в лесу – не было еще в том районе массовой застройки. Ну и начался как-то летом пожар, и огонь подступил вплотную к дому. Жильцы, естественно, были заранее эвакуированы – когда пламя еще только начиналось, время было. Вы видели, как дом стоит? Туда и сейчас,

если со стороны холма, автомобиль не подгонишь, а уж тогда и подавно. Одним словом, не сумели пожарные отстоять особняк, и то крыло его, которое к горам обращено, ночью загорелось. К счастью, ветер, который мешал пожарным, стал стихать, и дом потушили довольно быстро, большая его часть осталась огнем не затронута. А отец – он тогда уже был немолод, но всю ночь был на месте и наблюдал за происходящим, как он мне рассказывал, – вздохнул с облегчением. Поблагодарил пожарных и уехал домой спать, рассчитывал вернуться днем, чтобы оценить, какие потери и что надо сделать для будущего ремонта.

Но долго спать ему не пришлось – позвонил шеф пожарных, давний знакомец отца: «Срочно приезжай!» – «Брось, Клайд, я утром все равно приеду. Двое суток не спал…» – «Пожалеешь!» – только и сказал Клайд и бросил трубку.

Конечно, отец через полчаса был на месте.

И Клайд Петерс, ни слова не говоря, повел его в обгоревшее крыло. Пробирались они через какие-то балки, отодвигали куски обгоревшей материи. Наконец Петерс остановился:

– Вот, смотри…

Отец мне рассказывал потом, что глазам своим не поверил. В руинах дома стоял, прислоненный к стене, обгоревший скелет. А там внизу было такое помещение потайное – отец о нем и думать забыл. Его Шеппард, архитектор, сделал специально, как секреты делали в старых шкатулках… Вообще, про этого Шеппарда – отдельный разговор. Дом он построил прекрасный. О нем говорят – сказочный. Поэтому его профессор Фелпс и купил. Но, скажу вам откровенно, я его поэтому и продал. Не хочу на старости лет никаких секретов, хочу, чтобы все было просто и ясно.

А эта комната – внизу, в полуподвале, – была так хитро расположена, что можно годами жить в доме и о ней ничего не знать. Что, собственно, с жильцами, которые Джея Хонкина сменили, и произошло. Сам мой отец мне признавался, что он о существовании этой комнатки и думать забыл. А вот теперь, стоя над обгорелым скелетом, вспомнил. И вспомнил, что Джей знал про эту комнату. А больше – никто.

И стало быть, скелет в Шеппард-Хаузе должен был принадлежать Анжелике, больше некому. И правда, наклонившись, увидел отец на запястье скелета довольно массивный браслет из золотых монет. Его Анжелика никогда не снимала – он у нее вроде бы талисманом был.

– Полицию вызвали уже? – спросил отец.

Клайд кивнул.

– Сам понимаешь, я скандала не хочу, но тут иначе никак.

Приехавшим детективам отец все и рассказал. Просил об одном – обойтись без огласки. Как ни странно, это получилось. Журналисты к нашим пожарам привыкли, знали, что ловить тут нечего, а о скелете никто из пожарных не проговорился – повезло отцу.

Дом быстро отремонтировали, жильцы, естественно, еще до ремонта съехали, а новых отец брать не стал: рассказывать о находке в доме он не хотел, а не рассказывать, по калифорнийским законам, нельзя. Так что отец сам в этот дом переселился да и жил припеваючи.

Только однажды надумал он кое-что в доме перепланировать. Вызвал строителей, набросал чертежи.

И что вы думаете? Нет, трупов и скелетов больше не находили, а вот нашли дополнительное помещение, где стоял маленький алтарь и было изображение какого-то индейского бога – Вишны, кажется. Шеппард, оказывается, исповедовал индуизм, вообще он увлекался эзотерикой. Отец тогда рассвирепел, но обижаться было не на кого – Шеппарда к тому времени давно на свете не было.

И, что самое плохое, эту историю подхватили журналисты. И стали обсуждать на все лады, что еще Шеппард-Хауз скрывает.

Вот так и началась дурная слава этого дома.

– А что же с Анжеликой?

– Отец ничего не стал делать. Родственников у нее не было, никто ее поисков не вел – так что для всех ее исчезновение осталось тайной, да и только.

– Но отец-то знал?

– Он и сообщил полиции о том, что знал…

* * *

Помощников хорошо иметь – всегда можно на них спихнуть то, что делать не хочется. В данном случае беседы с Зоей и ее друзьями Олег, не колеблясь, поручил Сандре, вполне уверенный, что получит вечером грамотный подробный доклад со всеми цифрами и фактами.

Означало это, кроме всего прочего, что решительных прорывов он на том фронте не ждал. Правда, были у него от этих людей только внешние, поверхностные впечатления – но не было сигнала тревоги. Да, Зоя мужа не любила, но если подсчитать, какое количество жен собственных мужей на дух не выносят – ууу-уу… А что это означает? Ну не мотив для убийства, точно.

Олег закончил с утра дела, которые прервал в связи со срочным вызовом, пересмотрел свежую почту, ответил на имейлы – он на них обычно отвечал немедленно. А потом направился в клинику Фелпса – ни с кем не созваниваясь, ни о чем не договариваясь. Было у него желание посмотреть, как эта клиника работает в обычный будничный день.

Неторопливо проехал он по бульвару Голливуд, мимо китайского кинотеатра и зала «Кодак», где постоянно толпа, где люди теснятся, рассматривая автографы звезд в бетоне и отпечатки их ладоней и ступней.

«Интересно, – думал про себя Олег, – почему люди наделены потребностью создавать себе кумиров и потом им старательно поклоняться? Что привлекает туристов со всей земли на этот стометровый отрезок мостовой, где по тротуарам вмонтированы звезды розового мрамора с медными сердцевинами и именами, которые никто не знает… В самом деле, как ни мощна голливудская рекламная машина – а мощнее, пожалуй, в мире нет, – все равно людская память избирательна. Сколько имен любимых актеров вы помните? Пять? Десять? Ну никак не больше пятнадцати… А звезд – их вон сколько… И по американской политкорректности звезды посвящены не только актерам, но и операторам, и звуковикам, и монтажерам, и художникам… Идут люди, читают незнакомые имена, радостно толкают друг друга локтями, когда увидят знакомое имя – будто и вправду встретили живого Джона Траволту или Роберта Де Ниро. Кумиры, кумиры, никак мы без вас не можем…»

Этот участок города, известный всем теперь как перекресток Голливуд – Хайланд, в нынешнем виде создавался на глазах Олега. Когда он впервые попал в Лос-Анджелес, китайский кинотеатр и многие окружающие отели, музеи и магазинчики, конечно, были. Но вот зала «Кодак», пятизвездного отеля «Ренессанс» и многоэтажного торгово-туристического комплекса между ними не было и в помине. И гигантского подземного паркинга не было. Все это построили после, и построили очень быстро – когда принято решение, американцы это умеют. И вот тогда этот комплекс приобрел сегодняшний вид, и число туристов, и так немалое, удвоилось.

Но вот толпы приезжих со всего мира и развлекающие их неизбежные грубо загримированные Мэрилин Монро, Майклы Джексоны, Бэтманы, Кинг-Конги и индейцы на тротуарах (чтобы туристам было с кем фотографироваться) остались позади, еще одна загруженная улица – и выезд на фривей. В это время дня он не то что свободен – свободных фривеев в ЛА не бывает ни днем, ни ночью, но, скажем так, не перегружен.

Остался слева въезд Голливуд-Боул, и Олег не то чтобы вспомнил – просто увидел перед собой Ричарда Фелпса, который машет ему из ложи… Олег перестроился и стал на знаменитый 101, который тянется отсюда до Сан-Франциско точно, а куда дальше – Олег просто не знал. Но так далеко ехать ему сейчас не надо было. Сколько там до Вудланд-Хиллз? Миль десять-двенадцать. По лос-анджелесским меркам, вообще ничто. Нормальный фривей – это миля в минуту…