Вилла с видом на Везувий (Сиротки)
Шрифт:
Николай спрыгивает на перрон. Идёт за вагоном, не отрывая взгляда от дочки. Как будто впервые видит её.
Протягивает руки. Дочка прыгает из вагона в его руки. Он прижимает её к себе.
– Всё! – говорит он тёще. – Леся со мной!
Ночь. Дорога. Николай ведёт машину. Леся смотрит на дорогу. Николай, пьёт воду из бутылки, обливает лицо водой. Твердит сам себе.
– Мозги в кучу, мозги в кучу, пацан. Дедуля, как ты там не мерзнешь? Леся, там есть одеяла. Сама укройся и деда укрой. Нам, главное, доехать до тёти Маруси. Такая тётя
Николай задремывает за рулём. Машину заносит. Николай выворачивает руль, удерживает машину. Только легко ударяет её об дерево. Съезжает с дороги в кусты. Говорит сам себе вслух:
– Значит, майора с «Быком» должны ждать на развилке под Киевом в 9 утра. Плюс, минус полчаса. Потом кинутся искать. Всю Украину накроют, гады. Они могут! Значит, нам надо исчезнуть сразу после девяти. Эх, зачем я тебя, доця с собой потащил. Ну, ничего! По любому час я должен поспать. А то не довезу. Час! – даёт себе команду.
Сон, в который он проваливается – это вилла в Неаполе. Белые комнаты, белые занавеси на ветру. Старик в белом холщовом костюме под зонтиком. Солнце над морем. Маруся в купальнике, стеснительно оглядываясь, спускается в бассейн.
– Папка! – слышит Николай сквозь сон, – Папка! Час кончился!
– Чего?!
– Ты говорил «час спать», – теребит его за плечо дочка. – Я на часах понимаю…
– А ты чего не спала?
– Дедушка пить попросил. Я поила.
– Как пить попросил? Сказал?! Хотя даже если… откуда тебе по-итальянски?
– Так он не словами. Он так. А я поняла. – Николай с удивлением всматривается в дочку – Ехать нам надо, папка. Ты ж говорил, если вовремя не доедем хана нам.
– А ты знаешь, что такое «хана»?
– Это, ну, как пиздец. Поубивают нас с тобой и деда злые дядьки.
– Не боись, доча! У тебя папка есть! Ты в порядке! – Николай заводит мотор, выезжает на трассу.
– А бабушка всё говорит… Ты, Леська сирота. Вот умру, и никому ты не нужна будешь. Сирота! Даром родилась! – передразнивая интонацию бабки Елизаветы, говорит Леся, глядя прямо перед собой на несущуюся в фарах дорогу – ой, зайчик перебежал. А я бабушку слушаю, а сама думаю.
У меня папка есть. И мамка есть… В Италии. А ещё у меня теперь и дедушка есть. Папка, дед какать хочет.
Останавливаются. Николай пересаживает Старика на стульчак. Торопит:
– «Ноно», давай побыстрее. «Престо! Престо!» Знаешь, Леся, как итальянцы говорят? Вот так быстро-быстро… – Николай имитирует журчание итальянской речи. Достаёт канистру с бензином. Доливает бак.
Снова несётся ночная дорога.
– А нас в садике учили итальянской песне. Красивая.
– Спеть? – спрашивает Леся.
– Давай, чтобы мне не заснуть.
Леся
– Молодец! – Николай всматривается в ночь, – Ничего. Главное добраться до тёти Маруси. Там село глухое.
Машину спрячем. Там, доця, сад большой. Яблоки. Дом с воротами.
Как раз в тех самых, воротах дома Маруси стоит большой мужик. Потягивается. Подходит второй, писает.
– Ну, блядь, попали, Стас! В армии я от караулов всегда отмазывался. А тут, на тебе.
– Да, засада! Пацаны по полной во Львове отрываются, а ты, сиди и жди какую-то девку. Вот скажи, на хер ей из Италии сюда рвать в эту глухомань. Здесь даже водки нельзя прикупить. Сейчас проверю, может в бардачке завалялась бутылка – Стас идёт к своей машине, ищет, – Нету! Где этот мент сранный, что нас привёз. Обещал же бухалова довезти, – передразнивает: – «Я участковый милиционер». Участковый. Всю жизнь не любил именно этих… «участковых». Отвалил, падла! Дела у него… Закурить хоть есть?
Закуривают. Стас прислушивается. Ныряет в глубину двора. Прижимаясь к стенке, обходит дом. Стараясь не шуметь, снимает туфли и босиком, между деревьями крадётся по саду.
Мимо него кто-то двигается. Бросок. Борьба. Стас скручивает отбивающуюся Марусю.
– Лёха! Давай сюда! Я тут привидение прихватил.
Прибегает Лёха.
– А ну – ка, присвети фонарём. Опа! Девка! И что же ты, голуба, по ночам гуляешь? Молчишь? А если по печени пару раз. Вот так! – бьёт Марусю и она падает. Стас наклоняется над ней – Как зовут? Только не надо, что просто шла мимо. В кино, на танцы.
– Да я с соседнего хутора. От любовника, – отвечает Маруся – Вы что хулиганите? Я в милицию на вас пожалуюсь.
– С соседнего хутора? Кого ты лечишь? Смотри, Лёха. На фотке та же рожа. Так что фамилия тебе, девка, Чемеряк. Зовут тебя Маруся. Давно прячешься? Кто предупредил или нас заметила?
– А что тут замечать. Вон все окна выбили, забор развалили своей машиной. Песни орёте.
– Ну, ты, бля, каракатица, ещё будешь учить, как нам себя вести, – снова бьёт. – Как сюда притюхала? Когда?
– Так только что. Через лес шла с автобуса.
– А вещи где?
– Да всё что на мне.
– Ладно! Давай, Лёха, вяжи дуру. Везти будем во Львов.
Там разберутся – Стас достаёт мобильный, набирает номер,
– Ну, бля, тут и связи нормальной нет – переходит в другой угол – в тот раз возле ворот связь сработала. Пойду туда звонить. А ты её тащи.
Стас стоит у машины, говорит в трубку:
– Набежала девка, бригадир. Не! Одна. Говорит, прямо с автобуса. Через лес шла. Что? Ну, мы ж, бригадир, сутки сидим. Всё осмотрели! Да, нет, только сейчас приволоклась Хорошо! Подождём до утра и повезем. Что? Разговоров с ней не разговаривать? Да кто собирается? Нахуй оно нам надо вникать. Меньше знаешь, дольше живёшь.