Виллы, яхты, колье и любовь

Жукова-Гладкова Мария

Я устроилась на носу, Пашка на веслах, на корме уселась Татьяна.

– Тихо греби, – сказала Татьяна.

– Да уж знаю, – ответил Пашка. – А вы, девки, мне пива найдете в доме Серафима Петровича.

– Ты сам с этим делом всегда прекрасно справляешься, – заметила я. – По-моему, ты запах пива чувствуешь сквозь стены.

– Мы пойдем в дом? – уточнила Татьяна.

Я пожала плечами. Пашка хмыкнул.

Катер с привязанной к нему весельной лодкой на самом деле стоял у причала Серафима Петровича Вяземского – на месте, где мы видели яхту его младшего брата,

Мишеля Вяземского.

– Куда желаете? – спросил Пашка.

– Вон к тем валунам, у дальнего забора, – сказала я.

– Лучше под причал, – заявила Татьяна, когда мы проплывали мимо него. – Лодка поместится, и ее тут никто не заметит, а там может.

– А как мы будем выбираться из-под причала? – спросил Пашка.

– Мы вначале выберемся из лодки, потом загоним ее под причал и привяжем.

В результате последней из лодки выбиралась я, привязав ее к двум столбам. Так ее не унесет, да и, пожалуй, выплыть из-под причала она не должна. Спасибо сотрудникам Василия Степановича за длинные веревки с обоих концов!

Самым трудным для меня оказалось вылезти из-под причала и, если бы не друзья, я бы точно грохнулась в воду. Но они с этой задачей не справились бы – мне перемещаться под причалом помогал маленький рост.

Потом мы двинулись к дому. Свет нигде не горел. В саду тоже не имелось никакого освещения. Но мы здесь бывали и не рассчитывали наступить ни на какие мины или растяжки. Правда, Татьяна с Пашкой чуть потоптали огород, но огородники, думаю, свалят это на кого угодно, только не на нас.

– Идем на верхний этаж, – прошептала я. – Норкина комната там.

Мы решили воспользоваться не центральной лестницей, а боковой, поэтому по коридору первого этажа проследовали в конец и поднялись гуськом по узкой лесенке. В коридоре третьего этажа горело тусклое освещение, как мы заметили еще с лестницы. На площадке третьего этажа я опустила прибор ночного видения на шею, Татьяна убрала бинокль, и мы с подругой извлекли из поясных сумок другое оснащение: Татьяна – фонарик, я – фотоаппарат. Вроде бы в коридоре никого не должно быть…

Однако я ошиблась в своих предположениях. Примерно по центру лежал какой-то мужик со странно выгнутой шеей и не шевелился. Мужик был в одних семейных трусах. Его ноги до колена скрывались в комнате, дверь в которую была открыта.

– Мертв? – шепотом спросила Татьяна.

Я кивнула. Так неподвижно живой человек лежать не может, но главным аргументом, конечно, было положение головы.

Мы стояли в конце коридора и прислушивались. Никаких звуков не доносилось. Куда делась Норка с неизвестным мужиком? Они убили этого несчастного, а теперь орудуют на другом этаже? Или в подвале? Зачем они вообще пошли в дом? Избавляться от Норкиных конкурентов на наследство Серафима Петровича? Норка знает, где находится настоящее наследство, а не жалкие крохи, выделяемые родственникам? Да и этот особняк сам по себе потянет на сумму со многими нулями.

Внезапно тишину дома прорезал истошный женский крик. Он шел откуда-то снизу, то ли со второго, то ли с первого этажа.

Мы втроем в мгновение ока очутились на лестничной площадке, убравшись из коридора, и замерли, ожидая, что сейчас будут распахиваться двери, проснувшиеся родственники выбегут в коридор, будут обсуждать случившееся, выяснять, почему кто-то кричал…

Но стояла все та же мертвая тишина.

– Они что, все умерли? – прошептала Татьяна. – Неужели никто не проснулся от этого вопля?

Я сказала, что другие родственники, вероятно, просто сидят по своим комнатам, закрывшись на замки, и носа не кажут. Сколько их здесь уже отправилось на тот свет? Во-первых, все боятся. Во-вторых, одной конкуренткой меньше.

– Да, замки тут у всех знатные, – сказал Пашка. – Я еще тогда обратил внимание, когда нам экскурсию по дому проводили. Значит, все запираются на ночь.

Кто-то из бывших жен олигарха говорил, что в доме проживают двадцать шесть человек, которые разделены на группы. Значит, спят тоже по несколько человек в комнате? Или нет? Можно предположить, что первая жена с дочерью спят в одной. Спит ли кто-нибудь с пьющей второй женой? А кто тут еще есть, кроме тех, кого мы видели во время двух своих посещений дома? Нам говорили, что остальные на заработках. Но ночью-то все должны быть в доме.

А вокруг так и стояла тишина…

– Давайте решать, что делать, – сказал Пашка. – Не до рассвета же нам здесь торчать.

– Пошли комнату мужика осмотрим, – предложила я.

Стараясь ступать неслышно, мы тронулись по коридору. Первой шла я, потом Пашка с включенной телекамерой, замыкала шествие Татьяна, которая постоянно оглядывалась назад.

Убитый жил во второй комнате от центральной лестницы. Татьяна направила внутрь фонарик. Людей мы там больше не заметили, как и следов проживания второго человека, правда, увидели одну из статуй Серафима Петровича.

– Значит, это был дядька убитого олигарха, – сделала вывод Татьяна.

Я кивнула, вспоминая, что в доме пять статуй – по одной у трех оставшихся жен, у младшего брата Миши и дядьки.

Пашка заснял мертвеца и комнату, в которой обыска явно не проводилось.

– Пошли на второй этаж, – сказала я. – Посмотрим, нет ли там женского трупа. И вообще осмотримся.

Мы спустились по той же лестнице, по которой поднимались, постояли теперь на площадке второго этажа. В этом коридоре было такое же тусклое освещение, что и на третьем этаже. Значит, свет полностью не выключают. Явно боятся. Но нам это на пользу. Или нет?

Я выглянула в коридор и на этот раз не увидела никого, ни живых, ни мертвых.

– А если она с первого орала? – прошептала Татьяна.

– Сходи туда, пожалуйста, – попросила я. – Просто выгляни, лежит кто-то в коридоре или нет.

– А ты?

– А мы с Пашей пойдем все двери пробовать. Если найдем незапертую, войдем.

Татьяна закатила глаза, но все-таки спустилась вниз и вскоре вернулась, сообщив, что на первом этаже со времени нашего появления там ничего не изменилось. Татьяна подключилась к нам с Пашкой и тоже стала проверять все двери.