Вилы надежды
Шрифт:
Там на самом деле находились монеты. Большие, но не привычные мне кругляши, а золотистые восьмигранники. Я взял один из них — легкие, золото было бы гораздо тяжелее. Я подкинул и поймал монетку. На одной стороне я увидел незнакомый мне символ, на другой был еще один, но мне он был известен.
— Солнце, — изображение было примитивным, кружок с несколькими идущими от него линиями-лучиками.
— Это сол, точнее десять солов, — произнесла название монеты Рани, — а сзади символ Гримма.
Я покопался в кучке и вытащил из нее еще одну монетку. По цвету и весу она
— А тут — луна?
— Да. И монетка в пять лунт.
— А сколько здесь всего? — я поворошил кучку, — хватит, чтобы еще одно такое поместье купить?
Рани слегка замялась.
— Я не знаю, у вилан редко бывают деньги.
— Вот дела? А чем же доллен вам платил?
— Доллен? Платил? А за что он должен платить? Он дает нам еду, кров, защиту. И участки земли, на которых мы можем садить кортут.
Я перевел взгляд на Лукорью.
— Тут денег много?
Да с ответом не торопилась, а смотрела на меня с прищуром.
— Ты откуда такой, а? Товарищ Георгий?
— Мать, отсюда точно не видать. Так денег много у нас? Или мало?
— Скорее мало, чем много. Дела в поместье все хуже и хуже. Доллен говорил, что мы едва концы с концами сводим.
— Пересчитай. Запиши. И положи на место.
— Ты мне… деньги доверяешь?! — обычно спокойную Лукорью аж затрясло.
Вопрос был правильным и своевременным. Сколько я старушку знаю? День? Второй? Немного, учитывая, что я ей кассу всего нашего дола доверяю. А если, с другой стороны, посмотреть — куда ей бежать? И дело даже не в том, что у нее возраст почтенный, а в том, что у нее дорожной грамоты нет. Только выйдет она за пределы нашего дола, ее тут же схватят. И никакие деньги ей не помогут. Мерзко, конечно, пользоваться аналогами крепостного права, а что поделать — отчаянные времена требуют отчаянных решений.
Копируя Валдара, я поднял вилы и прикоснулся к плечу старушки.
— Назначаю тебя казначеем дола Элестия! — торжественно произнес я.
Я бы еще добавил и про оплату этой высокой должности, но промолчал, так как ничего вообще не понимал в ценности местных денег. Предложу ей пять лунтов, она обидится. Или наоборот — с ума от счастья сойдет. Так что расчет с работниками я перенес на потом. Платить я им однозначно собирался, ничто так не мотивирует на ударный труд, как достойная оплата этого самого труда.
Глава 9
Остальные достопримечательности барского дома на меня не произвели никакого впечатления. Ну подумаешь ванна из цельного черного камня, отполированного в зеркало. Я и в деревяной помоюсь, если вдруг приспичит. Гардероб тоже особого восторга у меня не вызвал. Это Рани, ничего кроме домотканого холста в жизни не носившей, от удивления минут пять нормально разговаривать не могла. Девушка ощупывала струящиеся и искрящиеся ткани и цокала языком от восторга. Женщины они во всех мирах женщинами и остаются. Покажи им яркую цацку они и сознание потеряют! Хотя я для себя приметил пару охотничьих костюмов из мягкой кожи, удобных и практичных. К ним комплектом
Утвари было много, барский дом был битком набит разными вещами. Но насколько они полезны или ликвидны, я понятия не имел.
Дед Микаль принес еще одну горсточку неприятный новостей. Вечером, когда мы собрались за столом, он начал свой неутешительный доклад:
— Значится так — зиму мы не переживем!
За столом собрался «Совет депутатов» в следующем составе: я, Рани, Лукорья и дед Микаль. И только я смог сдержаться и не запричитать о том, что мы все умрем.
— Дед, не сгущай краски, давай по существу и фактам. С чего мы это вдруг зиму не переживем? Я кладовку сегодня видел — там еды битком!
— Сравнил подвал доллена с запасами для вилан! У вас может тут склады и ломятся. А амбары у нас пустые! В прошлом годе урожай плохой был, да и крули постарались!
Второй раз за день я слышал о загадочных «крулях», что любят полопать за чуждой счет. Наверное какие-то местные вредители, на которых надо найти управу.
— А в этом году? С урожаем что?
— В этом не лучше, засуха. Кортут едва до пояса поднялся.
— До пояса… и что? — агрономом я тоже не был.
— А должен быть выше головы. Тогда и корневище большое будет, — пояснил дед.
— Мужики что говорят? Сколько соберем? — в этом вопросе я полностью полагался на мнение вилан.
— Мер три-четыреста. Не больше.
Я понятия не имел, насколько большая или наоборот маленькая была мера в этом мире. И выяснять это пока не хотел. Меня мучил другой вопрос.
— Мера корня сколько стоит? За сколько и где мы можем его продать?
В разговор, как более знающая, включилась Лукорья.
— По книгам выходит, что нам давали по четыре сола за одну меру.
Фууух, что-то мне сложнее и сложнее ориентироваться в этом мире. Ладно, переведем для себя в более понятном ключе — четыре рубля за пуд.
— И получается, что если мы продадим весь урожай этого года, то получим… — я призадумался, с цифрами у меня действительно сложные отношения.
— Тыщу шестьсот солов, — не зря я назначил Лукорью казначеем. Вон как лихо в голове целые тысячи слагает!
— А народ чем кормить зимой будем? — дед Микаль оказался настоящим депутатом, о народе-то как печется.
— Прокормим, не переживай. Полторы тысячи золотых значит, плюс-минус. А налогов за поместье сколько отсылаем в казну?
— Налогов? А я знаю? — развела руками Лукорья.
— Так выясни, в книге однозначно про это должно быть.
Старушка, беззвучно шевеля губами, начала перелистывать бухгалтерскую книгу. Мы же успешно прикончили мясной пирог. Что послужило ему начинкой, я уточнять не стал. Ящерка, наверное, но ящерка вкусная. Главное в голове ее образ не держать.
— Нашла! — обрадовалась Лукорья, — за год мы платим две тысячи солов.
— А зарабатываем тысячу шестьсот? Даже если народ без хлеба оставим? Интересная арифметика вырисовывается.
Людей не кормить я не могу. Кладовой доллена на такую толпу надолго не хватит. Но я кое-что вспомнил и в душе у меня загорелся робкий огонек надежды.