Винчестер
Шрифт:
Корчась на полу, я блевал кровью и гноем, визжал, хрипел , ревел и рыдал. Страшные истории моих мертвецов мелькали, как черные крылья гигантской мельницы, а гул в ушах вдруг слился в один протяжный «дон-н-н» невидимого колокола, который звонил по мне.
Я умер.
Десятки. Сотни. Тысячи раз.
Я умер за них всех. Дошел до края ночи, и эта ночь была мной.
Она оказалась маленькой, душной от мрака запертой комнаткой, от которой мне вручили ключ.
Я открыл дверь и шагнул за порог. Я увидел нас. Все шесть миллиардов
Это напоминало Глобальную Паутину, Вселенский Интернет, Единое Целое.
Как просто.
Может, поэтому мы все усложняем?
Живем не нами придуманные жизни в придуманном за нас мире. Играем по чужим правилам вместо того чтобы придумать собственные.
Я оглянулся. Те, кто пришли ко мне, были рядом. Теперь они казались вспышками света, но я чувствовал, как они улыбаются мне.
Они были свободны.
К моему телу тянулись мерцающие нити, пели, переливаясь разноцветными звуками, и боль уходила по ним, превращалась в световые потоки, и я был всем, и все было мной, и снова звучал невидимый колокол, сливаясь с ударами моего сердца.
Часть 3. Огни параллельного города
Я вижу огни, вижу пламя костров.
Это значит, что здесь скрывается Зверь.
«Наутилус Помпилиус»
1. Болотные псы
Когда я открыл глаза, железная дверь карцера оказалась приоткрыта. Из щели падала полоска зеленоватого цвета. Я с трудом поднялся. Мышцы свело так, что я собственные ноги казались протезами.
Растер сухожилия, помассировал икры, несколько раз с хрустом присел.
Почему так тихо? И откуда взялся этот зеленый свет? Я шагнул к двери и, чуть помедлив, толкнул ее ладонью. Та легко поддалась. Металл оказался влажным на ощупь.
- Эй! – сказал я в тишину полутемного пустого коридора. – Есть кто живой?
Зеленоватый полумрак ответил молчанием. Прищурившись, я увидел, что зарешеченные двери впереди тоже были распахнуты. Тюряга казалась безлюдной.
- ЭЙ! – гаркнул я во всю глотку.
И вздрогнул от тихого звука.
Где-то рядом ритмично вибрировал сотовый телефон. Зеленый экранчик моргнул на полу. Я осторожно поднял мобильник.
«Номер абонента скрыт».
- Слушаю.
Шорох и потрескивания в эфире.
- Слушаю! – повторил я громче.
Сквозь белый шум прорезался свистящий шепот.
- Твоя женщина у меня, Винчестер, - шипел знакомый голос, - до полнолуния ты успеешь найти ее живой.
- Кто ты? – я старался говорить спокойно.
- Не задерживайся.
Трубка вдруг выскользнула из руки, треснулась о бетон и разлетелась на пластмассовые осколки.
Если в историю
Я снова окликнул сумерки. Молчание. Пустые тюремные ячейки напоминали каюты заброшенной космической станции.
Под ногами изредка чавкало. Кое-где на облупленных стенах темнели неровные пятна. Присмотревшись, я увидел, что стены покрывала склизкая серая плесень. Здесь все сочилось гнилой болотной влагой.
Над головой ровно гудели флюорисцентные лампы, забранные под металлическую сетку. Будка дежурного оказалась пуста. На всякий случай я пошарил в ящиках казенного стола. За дверью под табличкой «выход» поджидала неизвестность, и встречаться с ее сюрпризами незащищенным не хотелось.
В результате поисков я стал обладателем заплесневелого куска сыра, синего эмалированного чайника и старого перочинного ножа. Последняя находка, может, и могла бы пригодиться, если бы из всех вынимающихся лезвий не была обломана лишь трехзубая тупая вилка.
Подумав, я все же положил вилконож в карман. Взгляд остановился на кресле с металлическими ножками. Немного усилий, и в моих руках оказалась в меру тяжелая дубинка с неровно обломанным зазубренным концом. Я взмахнул оружием в загудевшем воздухе. Годится.
Ворота оказались приоткрыты. Я нажал плечом на холодную влажную сталь. Внешний створ ворот подался.
Открывшуюся передо мной чащу заливал зеленоватый свет половины огромной растущей Луны.
Странный это был лес. Тихий. Неподвижный. Без ветра и птиц. Чахлые сосенки застыли навытяжку, охраняя тайны здешних болот. Когда-то лес символизировал потусторонний мир, где обитала всезнающая нежить. Здесь это чувствовалось до дрожи.
Я переступил с ноги на ногу. Под подошвами чмокнуло так звонко, что от сумрачной стены корявых стволов отпрыгнуло эхо.
Приглядевшись, я увидел тропу.
Узкая лента чуть примятой травы среди мохнатой зелени папоротника уходила в неизвестность. Перед тем, как нырнуть в глухонемую чащу, я оглянулся.
Здание тюряги таяло на глазах, превращаясь в собственную плохую фотографию со смазанными углами и размытыми прямоугольниками окон. По изображению прокатились волны – так колышется простыня, вывешенная на балконе – и тюрьма превратилась в мираж, за несколько секунд исчезнувший в воздухе.
Я снова в пути.
Пока это место симпатии не вызывало – сплошь унылая, чавкающая под ногами, болотная чаща, через которую вилась тропа, часто сужавшаяся до почти незаметной стежки. Спустя с полчаса безлюдных пространств и корявых тонких осинок я вздрогнул. Над пеленой тумана раздался вой.
Сбавив темп, я поковылял, прижимаясь к чахоточным рощицам, изредка оступаясь в мелкие лужи с гнилой водой.
Из-за ближайших стволов выплыл клок белесого тумана, похожий на ведьмину прядь.