Винета
Шрифт:
— А их начальник, граф Моринский?
Управляющий молча смотрел в пол.
— Он убит?
— Нет, но тяжело ранен и попал в руки врагов.
— Еще и это! — пробормотал Вольдемар.
Сам он всегда был чужим дяде, но Ванда! Он знал, с какой страстной нежностью она была привязана к отцу, и весь содрогнулся, но потом все же овладел собой.
— Откуда у вас эти сведения? Они достоверны? Может быть, это — только слухи?
— Мне сообщил их Павел, — объяснил управляющий, — он у меня…
— У вас? Он известил вас, тогда как я уже несколько часов жду его возвращения? Почему он не явился в замок?
— Он не решается… княгиня или молодая графиня могли бы увидеть его в окно… их надо подготовить. Павел не один.
— Что случилось? Мой брат?..
—
Вольдемар молчал. Он на несколько секунд прикрыл глаза рукой, но, быстро овладев собой, поспешил в дом управляющего. Там его встретил Павел. Он робко взглянул на молодого хозяина, которого, будучи преданным слугой княгини Баратовской, привык считать врагом; но выражение лица Нордека показало старику, что он видит перед собой только брата своего молодого князя.
— Наша княгиня!.. — простонал он, — она не переживет этого, графиня Ванда также!..
— Вы не догнали молодого князя? — спросил Вольдемар.
— Догнал, — проговорил Павел срывающимся голосом, — и передал ему ваше предостережение; только он ничего не хотел слушать и рассчитывал, что лесная чаща скроет его. Я просил, на коленях умолял его; это, наконец, подействовало, и он согласился подождать до вечера. Мы стали раздумывать о том, можно ли будет укрыться в лесничестве, как вдруг повстречали арендатора Янова; его нечего было бояться, так как он из наших. Он рассказал нам, что около В. идет сражение с отрядом Моринского, которое еще не окончилось. Тут молодой князь не захотел больше ничего слушать, у него была только одна мысль: во что бы то ни стало попасть в В., чтобы принять участие в битве. Мы не могли удержать его. Не прошло и получаса, как он ушел, и вдруг раздались выстрелы, сначала два подряд, потом целый десяток сразу…
Старик не мог больше говорить, голос его сорвался, а из глаз полились горькие слезы.
Вольдемар со страхом ждал продолжения.
— Я привез тело, — после паузы сказал старик, — господин ротмистр, бывший вчера в замке, помог мне выручить его. Только я не смел явиться туда. Мы пока положили его там, — и он указал на соседнюю комнату.
Вольдемар подал Павлу и Франку знак не следовать за ним, вошел один в указанное помещение и подошел к телу брата. Прекрасное лицо князя было холодным и неподвижным, на груди виднелось большое кровавое пятно. Любовь, ненависть, ревность, жажда мести, отчаяние по поводу невольно совершенного им поступка — все, что волновало этого пылкого юношу несколько часов тому назад, теперь прошло и было поглощено ледяным покоем смерти. Только одна черта сохранилась на этом бледном лице, та черта болезненной горечи, которая появилась на нем после того, как мать отказала ему в последнем «прости». Это горе Лев Баратовский унес с собой в могилу, и даже покров смерти не мог скрыть его.
Вольдемар вышел из комнаты в таком же мрачном молчаний, как и вошел в нее, но от ожидавших его все же не укрылось, что он сильно любил брата.
— Перенесите покойного в замок! — приказал он, — я пойду вперед к матери.
Глава 22
Наступила весна, вторая после восстания, которое теперь было полностью подавлено. Мартовские дни прошлого года были роковыми не только для обитателей Вилицы, но и для революционного движения, которое с поражением графа Моринского лишилось своих главных сил. Граф защищался с безумной храбростью отчаяния и сделал все возможное, чтобы как можно дороже продать свою свободу и жизнь. Однако это поражение, хотя еще и не решило участи восстания, явилось для него поворотом к худшему; произошло еще несколько отчаянных схваток, но было уже ясно, что дело повстанцев проиграно, и к концу года пламя мятежа, так грозно вспыхнувшее в его начале, было совершенно потушено.
Прошло много времени, пока участь графа была решена. Он пришел в сознание в тюрьме, несколько месяцев находился между жизнью и смертью и первое, что по выздоровлении ждало его как вождя революционного движения, был смертный приговор; однако он не
Моринский не видел своих с того вечера, когда расстался с ними в Вилице; ни его сестре, ни дочери не было разрешено свидания с ним, и в этом отчасти виноваты были они сами. Как только граф поправился, княгиня и Ванда сделали все возможное, чтобы устроить ему побег, но все эти попытки оказались неудачными, а последняя из них даже стоила жизни старому преданному Павлу. Он сам вызвался на это, и ему действительно удалось найти контакты с графом; однако Павла накрыли, и когда он хотел бежать, то был застрелен часовыми. Результатом всех этих попыток явился только усиленный надзор за заключенным, и его близкие, в конце концов, были вынуждены смириться.
Княгиня после смерти младшего сына покинула Вилицу и переселилась в Раковиц. Общество находило вполне естественным, что она не хотела оставить свою осиротевшую племянницу. Вольдемар же хорошо понимал, что именно побудило его мать стремиться прочь из Вилицы, и не сделал ни малейшей попытки удержать ее. Он знал, что она не могла больше ежедневно встречаться с ним, считая его косвенной причиной злополучного поступка Льва, повлекшего за собой разгром его отряда и смерть его самого. Нордек всецело занялся приведением в порядок своих владений, все служащие, не желавшие беспрекословно подчиняться ему, были уволены, а за остальными установлен самый строгий надзор.
Управляющий Франк находился еще в Вилице. По желанию молодого хозяина он отложил свой предполагавшийся уход на год, и только теперь, когда все было в порядке, исполнил свой давнишний план и купил себе имение в совершенно другой, более спокойной местности. Оно должно было перейти к своему новому владельцу только через два месяца, а потому Франк до тех пор занимал свое прежнее место.
Что касается Маргариты, то при ее замужестве отец на деле доказал, что она была его любимицей, так как приданое, которое он дал, превзошло все самые точные расчеты Губерта. Свадьба была отпразднована осенью, и молодые жили в И., где профессор Фабиан занял предложенную ему кафедру и где «мы имеем выдающийся успех», как написала Маргарита отцу. В данное время молодая чета должна была приехать в гости в отцовский дом; ее ожидали на следующей неделе.
Не так хорошо жилось асессору Губерту, несмотря на то, что в течение этого года он совершенно неожиданно получил довольно значительное наследство, к сожалению, стоившее ему «фамильной знаменитости». Профессор Шварц умер несколько месяцев тому назад, и его состояние перешло к его племяннику. Но разве это могло помочь Губерту? Невеста, на которую он с такой уверенностью рассчитывал, принадлежала другому, а сам он, несмотря на все свои старания, все еще не мог получить повышение. Отчаявшись в этом, Губерт решил не тратить больше своих сил и блестящих способностей ради неблагодарного учреждения, не умевшего оценить его, и начал поговаривать об отставке, тем более что наследство доставило ему вполне обеспеченное положение. К его великому огорчению, отставка была принята, и его уход со службы должен состояться в будущем месяце.
Во дворе господского дома в Раковице стояла лошадь владельца Вилицы; он очень редко приезжал сюда, и его посещения обычно были очень непродолжительны. Со времени последних событий пропасть, отделявшая его от родных, казалось, еще больше увеличилась.
В комнате графини Моринской находилась она сама и Вольдемар. Ванда очень изменилась; было видно, что она много страдала оттого, что ее горячо любимый отец находился в тюрьме больной, быть может, умирающий, а она не имела ни малейшей возможности даже на мгновение с ним увидеться. Ванда принадлежала к тем натурам, которые с отчаянной энергией переносят самые ужасные несчастья, пока есть хоть самый слабый проблеск надежды, но совершенно падают духом, когда эта надежда угасает. Она, казалось, дошла теперь именно до этой стадии и собрала свои последние силы, но они действительно были последними.