Виниловый ад
Шрифт:
– Иголкой?
– Да.
– Но тогда как он так ровно? Под линейку? С помощью циркуля круги чертил, что ли?
Федор представил Подольского с огромным циркулем в руках.
– Не похоже. Выглядит так, словно порезы нанесены каким-то промышленным аппаратом.
– На станке?
– Да. Что-то наподобие ЧПУ-станка.
– Жесть. Больной пионерский извращенец, – Федор едва сдержался, чтобы не матернуться.
– Пионерский? Почему пионерский?
– Да так, – Федор затушил окурок, хотел подкурить вторую, но сигареты в пачке закончились. –
– Задержанный?
– Да, Подольский.
– Он сознался?
– Нет. Но я видел его припадок. В таком состоянии он явно себя не контролирует. Бредил про какую-то женщину, для которой написал любовное послание. Говорил о каком-то друге, который дает ему подсказки. Псих он, короче.
– И что сейчас?
– Ничего. Забрали в больницу. После того, что увидел, больше не сомневаюсь. Получается, Подольский их убил, отрезал язык, а потом запихал тела под резак…
– Нет.
– Что нет? Думаешь, не он?
– Нет. Не в том дело. Все куда хуже.
– Это как?
– Жертвы определенно были живы, когда он производил над ними свои манипуляции.
От слов Анастасии Федору стало не по себе. Он сглотнул и оперся о столб.
– Алло. Федь, меня слышно?
Федор молчал. Он представил, как Анатолий под крики женщин задорно поет свою пионерскую песню.
– Федь? Алло.
– Да, алло. Прости, да.
– В общем, похоже, порядок был такой: он обездвиживал, удалял жертве язык, после делал круговые надрезы на теле и только потом убивал, путем отрезания жертвам головы при помощи дисковой пилы.
– Понял, – Федор зашатался, сел на ступеньку. – Что-то еще выяснилось?
– Да. Думаю, важный факт – спираль, на теле расходящаяся.
– М?
– Порезы на теле в виде расходящейся спирали. Убийца привязывал жертве руки по швам и наносил по всей площади спиралевидные порезы.
– Расходящаяся – это как?
– Это значит, что он нарезал тела от центра наружу. От центра живота с шагом в два миллиметра. Мне пока сложно сказать, как он это делал, но, думаю, убийца закреплял жертву на некой вращающейся платформе. Платформе, над которой располагалась игла. И с помощью этой иглы он прорезал расходящиеся сферические контуры…
– Насть, можно без контуров? Попроще, пожалуйста. Голова и так уже не соображает.
Федор остановил выходящего из отделения полицейского и жестом попросил закурить.
– Как тут на словах передать? Можно представить некое устройство, похожее, скажем, на граммофон.
– Так, – Федор выдохнул дым.
– Ну вот. Получается что-то типа проигрывателя виниловых пластинок.
– Так. Дальше.
– Дальше тело вращалось, как пластинка, а сверху на него воздействовали резцом.
– Подожди, Насть. Хочешь сказать, на теле что-то записано?
– А? Нет. Вряд ли. Не думаю. Это я для примера, для наглядности, так сказать.
– Там послание?
Федор встал и выронил сигарету.
– Нет-нет. Говорю же, это вряд ли, – Анастасия
– Так, Насть, нам нужно расшифровать послание.
– Постой. Так не бывает. Возможно, конечно, убийца это и планировал. Но фактически, на физическом уровне, реализовать подобную задумку крайне сложно. Невозможно. Твое смелое предположение годится только разве как гипотеза мотива преступления.
– Рано делать выводы. Сейчас буду.
– Зачем?
– Я должен сам это увидеть.
– Могу сбросить фото.
– Нет.
Он прервал вызов и поспешил на парковку.
«Если там записано послание, оно наверняка поможет мне в расследовании. А вдруг там подсказка? А вдруг там признание?» – рассуждал Федор, на ходу вытаскивая ключ.
«А если своим посланием убийца дразнит полицию? Дразнит меня. Решил поиграть, урод».
– Сейчас все узнаем, – произнес он и стер рукавом с бензобака белый след, оставленный какой-то птицей.
Федор надел шлем, застегнул куртку и завел свой мотоцикл. Завел «мапэд», как он стал называй свой байк вслед за Рамуте.
«Пора бы масло поменять», – подумал он, недовольно скривился и прибавил газу.
От отделения до городского морга рукой подать, можно было и пешком прогуляться, но уже осень, мотосезон скоро закончится, и придется оставить свой «мапэд» в гараже. Так что хоть километр, хоть сто метров, но Федор предпочитал проделать их верхом на своем любимом мотоцикле.
«Сейчас расшифруем послание и посмотрим, как он тогда запоет».
Мотоцикл выехал с парковки отделения на дорогу, свернул на первом перекрестке, проехал пару метров, во двор, объехал жилой дом, свернул перед детским садиком и запарковался возле здания больницы по другую сторону от забора парковки своего отделения полиции.
Федор нехотя заглушил двигатель, снял шлем и пошел ко входу в больницу.
– В морг, – сообщил он на пост, показал удостоверение и свернул возле лифтов.
Прошел знакомым маршрутом, спустился по лестнице и до конца по коридору до огромных металлических дверей, за которыми ждала Анастасия. Анастасия и два загадочно изрезанных тела.
– Привет.
– Быстро ты. Проходи. Кофе будешь? Нет, стоп, не закуривай. Днем здесь нельзя.
Федор убрал сигарету и подошел к телу одной из жертв.
На отмытом от крови теле на бледно-синей коже проявился четкий сферический узор. Рисунок точь-в-точь, как на поверхности виниловой пластинки. Геометрически верные, ровные неглубокие порезы.
– И что на них записано? – спросил Федор и сам ужаснулся холоду своего голоса.
Перед ним лежали двое убитых, два изуродованных человека. Две замученные женщины. А он смотрел на них, как заядлый меломан на очередной сборник незнакомой музыки, скептически присматриваясь к деталям. Ни жалости, ни сострадания, ни даже отвращения от увиденного он не испытал. Лишь любопытство, нетерпение и азарт дрессированной ищейки, напавшей на след.