Винляндия
Шрифт:
Ответной репликой ДЛ должно было стать нечто вроде: «О, а вы нынче на них работаете?» — изъявленной эмфатически, но она лишь тихо ждала в, как впоследствии узнала Прерия, Позе Внимательницы, очи долу, рот на замке.
— Так шериф будет высаживать нам ворота сразу, как считаешь, или подождёт до утра понедельника? Тут у нас не «Собор Парижской Богоматери», и если даже она не какая-то беглица, ты же принимала Присягу Ниндзетты, Статья Восемь, если помнишь, параграф Б? «Не предоставлять жительства тому, кто не способен взять ответственность за свой как ввод, так и вывод».
— Типа заработай то, что жрёшь, отвечай за то, чем срешь, много лет это и практикую, — сказала Прерия, — что ж ещё? — Не та, в первую очередь, разновидность ребёнка, что всякое принимает на свой счёт, перехватывая сообщения СЧВ, что
Похоже, Главную Ниндзетту заинтересовало.
— Готовить умеешь?
— Кое-что. В смысле у вас что, кухарки нету?
— Хуже. Многие считают себя поварами, но у них клинические делюзии. Мы тут прискорбно знамениты худшим столом во всём семинарском сообществе. А на следующие выходные ждём очередную паству и пробовали различные комбинации персонала, но ничего не получается. Кармическая инвариантность такова, что за высокую дисциплину Сестринства мы платим зоопарком на кухне. Пойдём, сама увидишь.
Выйдя в вечер, она провела Прерию и ДЛ за несколько углов и по длинной дорожке среди шпалер к задней стороне главного здания. Ужин уже окончился, и теперь в самом разгаре неистово наблюдалась послетрапезная критика. Люди сбились, оробев, у заднего входа, из коего доносился поразительный гвалт, по плитам полов гудели и лязгали металлические миски, вопили голоса, фоном — местная 24-часовая музыкальная радиостанция «нового века» извергала в окружающую среду валы звуковой патоки. Внутри что-то запоротое по-прежнему тлело на дальних конфорках печи. Публика стояла вокруг котлов, которым понадобится драйка. По всей глубокой старой кухне лежал гнетущий аромат прогорклого животного жира и дезинфектанта. Повар, сегодня должный быть у руля, съёжился, сунув голову в духовку, и горько рыдал.
— Привет, ребятки, — спела Сестра Рошелль, — чем это вы тут занимаетесь?
Проводят своей еженощный час самокритики, разумеется, за который всем выпадает отпинать шеф-повара дня лично за провал его или её меню, а равно и запланировать то же самое и на завтра.
— Я делал, что должен, — рыдал повар, железно и приглушённо, — я был верен еде.
Один из дармоедов у печи заглянул.
— Что ты называешь «едой», Герхард? Сегодняшнее питание — не еда.
— Ты же готовишь только расстройство желудка, политое салом, — свирепо добавила дама с мясницким тесаком в руках, коим для эмфазы тяпнула по близлежащей колоде.
— Даже у твоих салатов с «Джелл-О» сверху накипь, — вставил стильный молодой человек в кутюрьевом поварском колпаке из «Буллока» на Уилшире.
— Прошу вас, хватит, — прохныкал Герхард.
— Тотальная честность, — напомнили ему люди. Это подлое упражнение, считавшееся пользительным, входило здесь каждому в задание, которое Герхард называл «бессрочной кулинарной епитимьёй».
— Это разве не похищение? — впоследствии поинтересуется Прерия.
Нет — все они подписали те или иные соглашения, отказы, все в своей жизни подошли к такому рубежу, на котором нужно что-то подписать. О буфетном дежурстве они говорили как о декодировании индивидуальных паттернов неядения, тем самым зря далеко за тарелки, кастрюли и сковородки, всякая испачкана уникально, за личностные случайности, прозревая уровень, на котором ты — не то, что ешь, а как… Поначалу Прерия не успела оценить многих этих духовных измерений, поскольку безостановочно носилась так, что ноги до жопы стоптала. Кающиеся из кухни, дикошарые, аки колонисты на каком-то галактическом форпосте, прибытие её встретили как событие грандиозное. Выяснилось, что никто не умел приготовить ничего такого, что им самим бы нравилось есть. Некоторые тут стали к еде индифферентны, другие активно её возненавидели. Тем не менее, за новые рецепты хватались, будто за передовую технологию из-за пределов местной звёздной системы. Ознакомившись с огородом, фруктовыми садами, морозильниками
— Что же вы им собирались подавать? — не могла не уточнить она.
— Соус, — чирикнул риэлтор из Милл-Вэлли.
— Щёзы, — хмыкнул скаутский вожатый из Милпитаса, — с кленовым сиропом.
— Новоанглийский варёный ужин, — ответил бывший казённый зэка с содроганием.
Секретом Шпинатной Запеканки был УБИ, сиречь Универсальный Бустилирующий Ингредиент, грибной суп-пюре, чьё присутствие в рядах гигантских банок в ниндзеттовых кладовках вовсе не удивляло. В глубине холодильников также можно было разжиться множеством сырных кусков, не говоря о ящиках более традиционных «Вельвиты» и «Сыр-Свиста», да и шпинат не представлял собой проблему — его бесчисленные кирпичи занимали собственное крыло морозильной камеры. Посему назавтра этот классический рецепт и стал за ужином вегетарианским entrée du jour [56] . Для мясоедов на вертела насадили целиком жариться несколько гигантских болонских колбас: их поворачивала и внимательно окатывала глазурью из виноградного желе некогда вздорная кухонная челядь, меж тем как прочие изготовляли крутоны из чёрствого хлеба, суетились, пока оттаивал шпинат, подпевали радио, которое кто-то милосердно вернул на рок-н-ролльную станцию.
56
Зд.: блюдо дня (фр.).
Под конец дня головой всунулась ДЛ и огляделась.
— Я так и думала — подросток-харизматик.
— Эт’ не я, — пожала плечами Прерия, — эт’ рецепты такие.
— Эм-м, а вон те пурпурные штуки на жаровне?
— Да кой-чего из телераздела. Ну, чего?
— Сестра Рошелль интересуется, у тебя минутки не найдётся.
Прерия пошла с ней сторожко, своим ходом, подчёркнуто проверив по дороге несколько уже собранных запеканок, а также темп вращения колбас, и только после этого покинула кухню, напоминая себе кошку. Наверху, в Кают-Компании Ниндзетт, Главная Ниндзетта, с кружкой кофе в руке, медленно проступила, пока они беседовали, из незримости. Девочке показалось, что это, должно быть, волшебный дар. Позже она узнала, что Рошелль выучила назубок — в этой комнате — все тени и как они изменяются, прикрытие, точные пространства между вещами… узнала комнату до того досконально, что могла б её пародировать, во всей её прозрачности и пустоте.
— А мне такому можно научиться?
— Нужен серьёзный объём внимания. — Взгляд вбок. — А следом вопрос, зачем тебе это надо? — Голос её был ровен, с медлительной хрипотцой, предполагавшей алкоголь и сигареты. Прерии кроме того показалось, что она слышит какие-то отдалённые сельские ноты, кои Рошелль нарочно подавляла, в пользу чего-то поневидимей.
Прерия пожала плечами.
— Да вроде может пригодиться.
— Здравый смысл и прилежная работа, вот и всё. Лишь первое из множества разочарований куноити — верно, ДЛ? — когда открываешь для себя, что знание не придёт к тебе все сразу в некий великий трансцендентный миг.
— А эти дзэнские, там, где я работаю, говорят…
— О, это бывает. Но не тут. Здесь оно всегда где-то на полях, ему достаются миллиметры и мелкие десятые доли секунды, понимаешь, оно побирается и копит всё, что у нас есть.
— Значит, не лезь к нему, если не всерьёз?
— Ну, ты б видела, сколько у нас тут дурковатых лупней, особ’ твоей возрастной группы, ничего личного, ищет тайных сил подешевле. Считают, что мы их пропустим сквозь духовную автомойку, мылом смоем всю дорожную грязь, снова целку натянем, с другого конца выйдут — и все, кто тусует у «Апельсинового Джулиуса» по соседству, сразу такие: «Фигассе!», вот как они думают, типа мы им тут все выходные спать давать не будем, и может, на рассвете в воскресенье, у них начнутся глюки, случится ментальное приключение, которое они смогут принять за улучшение собственной жизни, и кто знает? Либо они нас путают с монахинями или балетом?