Винляндия
Шрифт:
Мотоциклетный восторг, ну дак. Они сидели, поглощая чизбургеры, картошку и молочные коктейли в заведении на набережной, забитом беженцами от заварухи на горке, все их глаза, включая и те, что точили слёзы, теперь сияли изнутри — только ли от флуоресцентов над головой, от какой-то игры солнца и воды снаружи? нет… слишком уж много этих лихорадочных ламп, не происходивших ниоткуда из-за черты, в мире тольковозникшем, ещё даже не определённом, стоили утраты почти всего в этом. Музыкальный автомат играл «Двери», Джими Хендрикса, «Аэроплан Джефферсона», «Сельского Джо и Рыбу». ДЛ сняла шлем и растрясла волосы, которые зажглись в подступающем оранжевом закате кометой. Френези, дёрганая, голодная и ополоумевшая одновременно, всё ещё пыталась разобраться.
— Тебя кто-то послал, да?
— Каталась по округе, только всего. А ты
Френези повела бургером, оставляя след капель сепарирующих кетчупа и жира, каждая изгибалась силами своего полёта в вихрящиеся микроузоры красного и бежевого, и…
— Тут Революция, девочка — разве не чуешь?
ДЛ сощурилась, не очень понимая: Что это у нас тут. Чувствовала она себя как взрослая, что наткнулась на маленького ребёнка, одного и в опасное время суток, пока не сообразившего, что мамы рядом нет.
— Я увидела, что ты вся просто завелась, — сказала она Френези, хоть и месяцы спустя. — Не могла тебя не подразнить. Ты была такая… — но не договорила, сделав вид, что не может подобрать слово. Вероятно, не «революционная», кое в то время поминали обширно, а иногда и с любовью, и оно бытовало в широком диапазоне значений. Френези грезила о таинственном народном единстве, сбиравшемся к лучшим возможностям света, достигаемым лишь раз-другой, как она это видела на улицах, краткими, вневременными очередями, все трассы, человеческие и метательные, верны, люди в едином присутствии, полиция так же проста, как режущее полотно в движении, — а отдельные личности, которые при встречах могут лишь наскучивать или доставать, тут вдруг на глазах трансцендируют, чуть ли не за пределами воли перемещаются гладко меж дубинкой и жертвой, дабы вместо неё принять удар на себя, ложатся на чугунку перед накатывающим железом или глядят в дуло и не теряют дар речи — нипочём не скажешь, в те дни, кто способен эдак измениться, или когда. Некоторые сюда влезали, вообще-то, втайне из-за вероятности отыскать ровно такие вот мгновенья. Но ДЛ признавала, что сама несколько менее праведна…
— Я-то обычно ищу, как бы по жопе кому надавать, — приглядываясь к Френези, ожидая неодобрения. — Но кто-то мне сказал, что смысла тут немного, если только я не, как они это называют, верно всё проанализирую? и только потом стану действовать? Слыхала о таком?
Френези пожала плечами.
— Слышала. Может, мне терпения не хватает. Приходится доверяться тому, как мне от этого. Вроде всё правильно, ДЛ. Словно мы на сей раз действительно изменим мир, — глядя в ответ с тем же самым валяй-скажи-чего-нибудь. Но ДЛ косо улыбалась сама себе. Освещённая сзади последним солнцем, Френези в ошалелое доказательство, лицо её стало одержимо лицом молодого человека, далёким, предполагаемым, — Буки Честигма, её отца. Позже, когда они принялись показывать друг другу картинки своих жизней, он там был, то же лицо в серебре и пигменте, подтверждая прежний просверк — нимб свежепролитой меди, призрачный юный герой, пришедший ей на помощь, весь этот шурум-бурум в тот день, вокруг повсюду Революция, мировые бургеры, музавтоматная солидарность, а солнце садилось за Приморским, и запах пота ДЛ и возбуждения её писи рассеивались из кожаной одежды, мешаясь с моторными ароматами.
Бука. Некогда он был младшим техасским гастролёром, пропагандировал скверное поведение по всему району Харлингена, Браунзвилла, Макэллена. На какое-то время ему с небольшой бандой удалось откочевать аж до Мобил-Бея, распространив тревожность от Мертца до Мэгэзина, но вскоре он вернулся на родную орбиту, раздавать всем дамам орхидеи с острова Дофина, которые держал свежими вместе с пивом в ванне со льдом в кузове своего грузовичка, и взялся за старое, а именно — быструю езду, неуместную пальбу из стрелкового оружия, и раздачу открытой тары, пока помощник шерифа, с роднёй на дружеской ноге, не предложил ему выбор между Армией сейчас или Хантсвиллом потом. Война, тогда ещё на подходе, прямо не упоминалась, но:
— Ну так а что мне будет можно стрелять? — поинтересовался Бука.
— Оружие любое, всех калибров.
— Я в смысле, кого мне можно будет стрелять?
— Кого скажут. Интересная штука тут, как по мне, и близко никаких тебе проблем с законом.
Буке понравилось, и он сразу пошёл и записался. С Норлин познакомился, пока был в Форт-Худе, на службе в той же узкой деревянной церквушке, где они
Дэррил Луиз родилась сразу же после войны в Ливенуорте, Канзас, когда Буку, выбравшегося живым, приписали там к Дисциплинарным Казармам. За годы войны он много пострелял, кое-кого поранил, немножко поубивал, но несмотря на любовь к оружию, бомбы, артиллерию, даже винтовки он начал считать слишком абстрактными и холодными. Буке мирного времени хотелось перейти на более короткую ногу. Хотя лицензия на использование опасных для жизни средств убеждения, ломку черепов и вывихи плеч у него уже имелась, на самом деле он весь вспыхнул, лишь открыв для себя дзюдо и джиу-джицу побеждённых япов, к коим всплеснул послевоенный интерес. С тех пор Бука тренировался, когда только мог, куда бы его ни назначали, набираясь лучшему у школ мысли как Восточного, так и Западного побережий, а в итоге стал на полставки сам работать инструктором с собственной группой учеников. Когда ДЛ исполнилось пять или шесть, она принялась таскаться за ним в додзё.
— А то и мама моя думала, что он налево гуляет. Может, я должна была за ним приглядывать.
— Хмм-мм, понятно, с чего бы. — Снимок, на который случилось смотреть Френези, показывал Буку при полном параде, с нашивками и медалями, лычками и fourragères [60] , с уже крупноватой восьмимесячной ДЛ на руках, он ухмылялся на солнышке. За спиной пальмы, поэтому уже вряд ли Канзас. — Похоже на то, — сказала Френези, когда они уже могли такое говорить без напряга, — что он переметнулся. Парнишка без тормозов, ставший таким помощником шерифа.
60
Аксельбанты (фр.).
— У-гу, — кивая, лучась. — И угадай, на ком выместил. — Взрослея, ДЛ заметила, что мать её Норлин склонялась к тому, чтоб то быть в их текущей жилищной единице, то не быть в ней, а заниматься таинственными «делами», как она определяла нечто иное, в котором годы спустя ДЛ заподозрила, вероятно, дружков. Среди проблемных областей Буки была практика приносить с собой в дом эмоциональные элементы работы. Наутро после одной потасовки покрупней, ДЛ принялась орать на мать.
— Ты зачем со всем этим говном миришься? — Однако Норлин могла только пялиться полными слёз глазами, поговорить бы с кем, да, но не с собственным ребёнком, которого она, как сама считала, защищает.
— Минуточку, — перебила Френези, — он бил твою мать?
В ответ получила немигающий взгляд ты-откуда-нахуй-такая.
— У тебя про такое ни разу не слыхали?
— А тебя хоть раз пальцем трогал?
Она скупо улыбнулась.
— He-а. На этом всё. — Кивнула, челюсть вперёд. — Сукин сын, видишь ли, даже не разминался со мной — даже на людях в додзё, даже когда мы сравнялись по габаритам и рангу. На татами со мной ни разу не выходил.
— Понимал, что к чему.
— Ой, да я б сильно жопу драть ему не стала… — Она сидела с каменным лицом, а Френези щерилась. — Я серьёзно, там нельзя, чтоб мешали штуки вроде твоего отношения к папочке. Непрофессионально, духу вредит.