Винни-Пух и Все-Все-Все

Если вам попадётся другая книга о Кристофере Робине, помните, что был когда-то у него лебедь (или у лебедя был Кристофер Робин, уж не знаю, что ближе к истине) и лебедя этого он называл Пух. Конечно, с тех пор утекло много воды, и, прощаясь с лебедем, мы прихватили это имя с собой, полагая, что лебедю оно больше не понадобится. Так вот, когда плюшевый медвеженок заявил, что не имеет ничего против, если его будут звать этим звучным именем, Кристофер Робин, не задумываясь, нарёк его Винни-Пухом. Это имя так и закрепилось за медвежонком. А раз уж я всё разобъяснил про Пуха, наверное, надо сказать пару слов и о Винни.

Если вы живёте в Лондоне достаточно долго, то обязательно рано или поздно заглянете в зоопарк. Есть люди, которые входят в ворота, где стоит указатель «ВХОД», и быстренько пробегают мимо всех клеток подряд, держа курс на другие ворота, с указателем «ВЫХОД». Знатоки же прямиком идут к своим любимым животным и остаются там. Вот и Кристофер Робин, попадая в зоопарк, сразу направляется к медведям. Что-то шепнёт одному из сторожей, двери открываются, и он блуждает по тёмным коридорам, пока, наконец, не добирается до особой клетки. Открывается и её дверца, оттуда выкатывается что-то коричневое и пушистое. Со счастливым криком: «Привет, Мишутка!» – Кристофер бросается в его объятия. Медведя этого зовут Винни, то есть для медведей это имя вполне подходящее, и не зря мы дали его нашему плюшевому медвежонку. Весь фокус в том, что мы никак не можем вспомнить, то ли к Винни добавили Пуха, то ли к Пуху – Винни. Разумеется, когда-то мы это знали, да вот позабыли…

Едва я успел всё это написать, поросёнок Хрюка поднял голову и недовольно проверещал: «А как же я»? «Мой милый Хрюка, – ответил я, – не волнуйся, вся эта книга о тебе». «И о Пухе тоже», – хрюкнул он. Сами понимаете, он просто обзавидовался, решив, что в «Предисловии» речь пойдёт только о Пухе. Пух, конечно, наш любимчик, нельзя этого отрицать, но зато Хрюка обладает достоинствами, которых нет у Пуха. К примеру, если взять Пуха в школу, об этом станет известно всем и каждому. Хрюка же так мал, что прекрасно умещается в кармане. А приятно, знаете ли, ощущать, что он рядом, когда тебя просят ответить, сколько будет дважды семь, а ты сомневаешься – то ли двенадцать, то ли двадцать два. Иногда он вылезает из кармана и заглядывает в чернильницу, а потому по части образования дела у него обстоят получше, чем у Пуха, и тот это, кажется, понимает. У одних в голове что-то есть, у других – нет, говорит он, и тут уж ничего не попишешь.

За Хрюкой подали голос и остальные зверушки: «А как же мы»? И я понял, что в «Предисловии» надо ставить точку – пора переходить к самой книге.

Плюшевый медвежонок

вслед за Кристофером Робином спускается с лестницы, считая затылком ступеньки – бум, бум, бум. Он знает – это единственный способ перемещаться с этажа на этаж, хотя иногда ему кажется, что должен быть и другой. И он бы догадался, что это за способ, если б его перестали колотить затылком о ступени и дали хоть чуточку подумать. Но чаще ему кажется, что никакого другого способа просто нет. Так или иначе, он уже внизу и пора представить его вам. Знакомьтесь – Винни-Пух.

Когда я впервые услышал это имя, то произнёс примерно те же слова, что готовы сорваться с ваших губ: «А я-то думал, это мальчик».

– Я тоже так думал, – кивает Кристофер Робин.

– Тогда его нельзя называть Винни. Ведь Винни – девочкино имя.

– Я и не называю.

– Но ты же сказал…

– Он – Винни-Пух. Улавливаешь разницу?

– Да, конечно, – ответил я. – Теперь улавливаю. И вы, надеюсь, тоже, потому что другого объяснения у меня просто нет.

Спустившись вниз, Винни-Пух иной раз любит поиграть в какую-нибудь игру. А бывает, что сидит тихонько перед горящим камином и слушает что-нибудь интересное. В тот вечер…

– Как насчёт сказки? – спросил Кристофер Робин.

– Насчёт сказки? – переспросил я.

– Ну что тебе стоит рассказать Винни-Пуху интересную историю?

– Пожалуйста, почему нет? А какие истории он любит?

– О себе. Такой уж он у нас медвежонок.

– Понимаю.

– Так история будет интересная?

– Буду стараться изо всех сил.

И я постарался.

Давным-давно, вроде бы, в прошлую пятницу, Винни-Пух жил в Лесу, один, под фамилией Сандерс.

(«Что значит, под фамилией Сандерс»? – спросил Кристофер Робин.

– Это значит, что над дверью его домика висела табличка с этой фамилией, выбитой золотыми буквами.

– По-моему, Винни-Пух в этом сомневается, – заметил Кристофер Робин.

– Теперь уже нет, – пробубнил чей-то голосок.

– Тогда я продолжу, – завершил я дискуссию.)

Как-то раз пошёл он погулять и оказался на большой поляне посреди леса. В центре поляны рос здоровенный дуб, а с его вершины доносилось громкое жужжание.

Винни-Пух сел у дерева, обхватил голову лапками и задумался.

Рассуждал он просто: «Это жужжание что-то да означает. Самого по себе жужжания не бывает, из ничего ж-ж-ж-ж не возникает. Если я слышу жужжание, значит, кто-то его издаёт, а, как известно, жужать могут только пчёлы.

Он вновь надолго задумался: «А пчёлы, как известно, нужны только для того, чтобы делать мёд».

Тут он встал и добавил: «А мёд делается только для того, чтобы я мог его съесть». С этими словами он и полез на дерево.

Забирался всё выше, выше, выше и, карабкаясь, напевал весёленькую песенку, которую сам же и сочинил. И вот что он пел:

«Разве это не занятно,Как медведи любят мёд?Сладко, до чего приятно!Впрочем, это и понятно,Почему все любят мёд».

Он уже забрался довольно-таки высоко, и лез всё выше, и выше, и выше… И вдруг придумал продолжение новой песенки.