Винни-Пух и Все-Все-Все
Шрифт:
– Займёшься им во второй половине дня, и я тебе помогу, – рассеянно ответил Пух.
– Это не то дело, которым можно заниматься во второй половине дня, – быстро возразил Хрюка. – Это очень даже утреннее дело, которым надо заниматься утром! И не просто утром, а… который сейчас час?
Винни-Пух взглянул на солнце.
– Около двенадцати.
– Вот я и говорю, заниматься им надо от двенадцати часов до пяти минут первого. Поэтому, мой дорогой Пух, ты уж меня извини, но… Ой, что это?
Винни-Пух вскинул голову, посмотрел на небо, услышал свист, повернулся к большому дубу и увидел своего лучшего друга.
– Это
– Ну, теперь за тебя можно не беспокоиться, – обрадовался Хрюка. – С ним тебе ничего не грозит. До свидания, – и со всех лап бросился к своему домику, очень довольный тем, что расстояние между ним и опасностью увеличивается с каждым прыжком.
Кристофер Робин медленно спустился с дерева.
– Глупышка ты эдакий, чем это ты занимался? Сначала один дважды обошёл лиственную рощу. Потом Хрюка побежал за тобой, и вы обошли её вдвоём. И уже двинулись на четвёртый круг, когда…
– Подожди, подожди, – Винни-Пух поднял лапу.
Сел и задумался, как только мог глубоко. Потом приставил заднюю лапку к одному из следов… пару раз почесал нос и поднялся.
– Так, – протянул Винни-Пух.
– Теперь понятно, – добавил он.
– Я такой глупый, что сбить меня с понталыку – пара пустяков, – вырвалось у него. – Ну просто медвежонок со слабеньким умишком!
– Зато ты лучший на свете медвежонок, – постарался утешить его Кристофер Робин.
– Правда? – сразу оживился Пух. И сразу повеселел. – Так или иначе, а время уже обеденное.
И он поспешил домой.
Глава 4,
в которой Иа теряет хвост, а Пух – находит
Старый серый ослик Иа стоял один-одинёшенек в самом заросшем репейником уголке леса, расставив передние ноги, свесив голову набок, и размышлял о жизни. Иногда он с грустью спрашивал себя: «Почему»? Случалось, в голове у него возникал другой вопрос: «За что»? Бывало, и третий: «Отчего так»? А порой выходило, что он просто не представлял себе, о чём думает. Поэтому Иа очень обрадовался, увидев топающего мимо Винни-Пуха: ведь у него появилась возможность немного отвлечься от печальных мыслей, хотя бы для того, чтобы спросить заунывным голосом: «Как поживаешь»?
– А ты как? – ответил вопросом на вопрос Винни-Пух.
Иа горестно помотал головой.
– Не очень-то как, – после долгой паузы вырвалось у него. – И вообще, давно уже просто никак.
– Бедняжка ты наш, – сочувственно покивал Винни-Пух. – Как же мне тебя жаль. Дай я на тебя хоть как следует посмотрю.
Иа принялся понуро щипать травку, а Винни-Пух тем временем обошёл его кругом.
– А что случилось с твоим хвостом? – изумился он.
– А что с ним случилось? – полюбопытствовал Иа.
– Его просто нет!
– Ты уверен?
– Видишь ли, хвост, он или есть, или его нет. Ошибиться тут невозможно. А твоего хвоста, там, где ему положено, нет!
– А что же там есть?
– Ничего.
– Дай-ка посмотрим, – Иа медленно повернул голову к тому месту, где совсем недавно у него был хвост. А потом, обнаружив, что не может схватить его зубами, так же медленно начал поворачивать её в обратную сторону, пока, наконец, она не заняла исходное положение, после чего Иа опустил её вниз и заглянул себе между ног, но ничего не нашёл и там. Тогда ослик с протяжным, грустным
– Разумеется, прав, – Винни-Пух нисколько и не сомневался в собственной правоте.
– Это многое объясняет, – так же грустно и многозначительно продолжил Иа. – Это. Объясняет. Всё. Теперь уж… удивляться… не приходится.
– Должно быть, ты его где-нибудь обронил, – предположил Винни-Пух.
– Кто-нибудь, наверно, просто взял его, – выдвинул свою версию Иа. – Как это на них похоже, – помолчав, добавил он.
Пух понимал, что должен как-то выразить своё сочувствие, но не мог подыскать нужных слов. Поэтому он решил, что посильная помощь куда как лучше самого искреннего сочувствия.
– Вот что, Иа, – важно заявил он, – я, Винни-Пух, берусь найти твой хвост.
– Спасибо тебе, Винни-Пух, – поблагодарил медвежонка Иа. – Ты – настоящий друг. Не то, что некоторые…
И Винни-Пух отправился на поиски хвоста Иа.
Случилось это прекрасным весенним утром. Над лесом, в голубом небе весело кружили лёгкие облачка, время от времени загораживая солнце, словно собирались потушить его, а затем вдруг ускользали в сторону, чтобы дать порезвиться и другим облачкам. Но солнце храбро светило и сквозь них, и между ними. Ельник, не сбрасывающий хвою круглый год, казался старым и поблёкшим рядом с весёленькими зелёными кружевами, в которые нарядились буки. Средь ёлок и лиственниц маршировал Винни-Пух, поднимался на пологие склоны, заросшие вереском, пересекал каменистые русла ручьёв, взбирался на отвесные берега из песчаника и снова нырял в заросли вереска. Наконец, усталый и голодный, он добрался до Столетнего Леса, где жила Сова.
– Если кто о чём и знает, – говорил себе медвежонок, – так это Сова. Уж ей точно что-нибудь известно, или меня зовут не Винни-Пух, – продолжил он. – А зовут меня именно так, а не иначе.
Сова жила в Каштанах, старинной резиденции, своим великолепием превосходившей любой дом в Лесу. Так, во всяком случае, казалось медвежонку, потому что, подойдя к двери, он увидел и дверное кольцо, и шнур от звонка. Под кольцом крепилась бумажка со словами:
Под шнуром от звонка – вторая бумажка:
Записки эти написал Кристофер Робин: из всех обитателей Леса только он умел складывать из букв слова. Даже Сова, при всей её мудрости, а она-таки могла прочитать, написать и разобрать по буквам своё имя – СА-ВА, не знала, как подступиться к таким сложным словам, как, к примеру, ПНЕВМОНИЯ или БУТЕРБРОД.
Винни-Пух очень внимательно прочитал надписи на обеих бумажках. Сначала, слева направо, а потом, чтобы чего-нибудь не упустить или не понять неправильно, справа налево. И наконец, уже для полной уверенности, постучал дверным кольцом о дверь и подёргал его, после чего дёрнул за шнур от звонка и тоже постучал им о дверь. Но на этом не успокоился и громко крикнул: «Сова! Мне нужен ответ! Это я, медведь!»