Вино богов
Шрифт:
— Что же ты предлагаешь? — спросил принц, и в глазах его полыхнул гневный огонь. — Я останусь здесь и буду сражаться вместе с отцом и остальными защитниками города! — вот так он сказал, потому что еще не знал, что Бонифаций мертв и что уже горит его погребальный костер.
Психея негромко проговорила:
— Все мы должны забраться на спину чудища и улететь далеко отсюда. Если ты останешься в живых, сражение можно будет начать вновь, а если нет, то и говорить не о чем.
Принц отступил на несколько шагов, обвел взглядом своих Спутников и друзей, и сказал:
— Я уже и не знаю, зачем вы здесь: то ли для
Отсветы пламени горящего дома играли на его лице, губы решительно сжались.
— Я обязан Королевству жизнью. Но я не обязан ему моей честью. Храбрецы умирают повсюду, и город гибнет, пока мы тут препираемся. Я не могу…
Но в это мгновение кто-то схватил его за руку, которой он размахивал, стремясь воззвать к пониманию своих друзей, и, заведя ее за спину, крепко сжал. Принц резко обернулся и увидел, что сэр Джон Слитгиз-зард держит его единственную руку двумя своими. К сэру Джону подошел Кособокий и крепко-накрепко связал Аматуса веревкой.
— Он не удерет? — поинтересовался сэр Джон, когда принц начал вырываться.
— Будь у него две руки, смог бы, — буркнул Кособокий. — Но рука у него одна, так что можно считать, связал я его вдвое крепче, чем надо бы.
Аматус изо всех сил пытался освободиться, но на единственную его руку приходилось четыре. Не успел он опомниться, как его уже водрузили на спину чудища, которое все это время наблюдало за происходящим с равнодушным любопытством. Места на спине у чудища хватило на всех и еще осталось — человек на двадцать. Аматус продолжал вырываться и лягаться, но, не обращая на это никакого внимания, все остальные забрались на спину страшилища и расселись поудобнее.
— Не могли бы вы пересадить его куда-нибудь, чтобы он не барабанил мне прямо по хребту? — осведомилось чудище. Каллиопа и Психея оттащили Аматуса немного в сторону. Принц попробовал закричать, ни шерсть у чудища была длинная и густая, так что ничего Аматус криком не добился, кроме того, что шерстью ему забило рот. Правда, принцу удалось перевернуться и сесть, но он обнаружил, что встать на ноги со связанной за спиной рукой не в силах.
Сэр Джон и Сильвия уселись поближе к шее чудища и принялись с ним беседовать о том о сем, и сэр Джон что-то сказал насчет Озера Зимы. Кособокий, мрачный и молчаливый, сел верхом сразу за Аматусом. Психея и Каллиопа привязывали седельные сумки и оружие к шерсти диковинного зверя. В это время на площади появилась новая орда гоблинов. Кособокий ненадолго покинул спину чудища — спрыгнул и разделался с гоблинами. Время у него было, так что он не убивал гоблинов наповал, а наносил им смертельные раны, а потом наслаждался их предсмертной агонией.
Чудище внимательно слушало сэра Джона и кивало головой. Наконец оно проговорило ворчливым, утробным голосом:
— Мне это подходит. Давайте же поскорее отправимся туда. Думаю, места для разбега мне тут хватит.
Аматус оглянулся, понимая, что, быть может, видит родной город в последний раз. Кособокий оказался прав: вырваться из пут у принца не было никакой возможности. Повсюду, куда ни посмотри, падали и падали светящиеся шары, набитые зловещими трупами. Еще слышались изредка крики боли и страха, залпы и выстрелы, но бряцание стали начало
Принц перестал вырываться, силы покинули его. Он понимал, что нужен защитникам города только для продолжения битвы, а битва проиграна… и все же… все же… ведь многие еще живы и им суждены муки и гибель.
На площадь на полном скаку вылетел отряд кавалеристов с герцогом Вассантом во главе. Лошади на миг встали на дыбы, и вот тогда-то герцог увидел сэра Джона и всех остальных своих товарищей. Сэр Джон и герцог помахали друг другу руками, а потом кавалеристы проскакали по площади и продолжили свой путь к замку.
Аматус заплакал. Ему в одно мгновение стал ясен план Седрика. Он понимал, что сейчас видел герцога в последний раз, а он даже рукой помахать на прощанье не мог.
Вскоре, разделавшись с гоблинами, к чудищу подбежал Кособокий, взобрался на широкую спину зверя и уселся рядом с принцем.
— Если вас это утешит, ваше высочество, то считайте, что вы в долгу перед герцогом. Его жертва останется напрасной, если вы откажетесь бежать из города.
— Можешь развязать меня, — сурово проговорил Аматус. — Даю слово, я полечу с вами. Ты прав, таков мой долг.
В одно мгновение принц был освобожден от пут. Отовсюду доносился грохот рушившихся домов. Гоблины потрудились на славу: подкопали множество домов, а пожары довершили их работу. Стояла прохладная весенняя ночь, но теперь стало жарко, как летним днем. Все застилал едкий удушливый дым.
— Пора, — сказал сэр Джон.
Чудище кивнуло, разбежалось по мостовой и взмыло в воздух. В первое мгновение седоки ощутили себя мышками в коробке на спине лошади, скачущей галопом, а уже в следующий миг им показалось, что чудище сбросило их со своей косматой спины и все они парят в небесах.
Пламя пожарищ раскалило воздух над городом. Крылья чудища поймали горячие восходящие потоки, и, описывая широкие круги, оно набирало высоту. Внизу пылали дома и чернели провалы на месте сгоревших зданий. Враги сгоняли горожан, словно скот, и гнали на равнину — уводили в плен.
Город умирал, испуская последние предсмертные вздохи. Каким бы ни суждено ему было стать в будущем, старому городу с улицей Венд, с гектарианскими и вульгарианскими кварталами — городу, где родился и вырос принц Аматус, пришел конец. Принц подумал о том, что надо бы заплакать, но не заплакал. Голосом, в котором звенела холодная, остро заточенная сталь, он произнес:
— Он заплатит за это.
Сэр Джон, Сильвия и Каллиопа расправили плечи. Слова принца заставили их сердца забиться ровнее. Кособокий кивнул, но так низко опустил голову, что кивок можно было бы счесть почтительным поклоном. Психея улеглась на широкой спине чудища так, словно собралась вздремнуть, но при этом крепко вцепилась в шерсть зверя.
А чудище, набрав высоту, совершило большой, широкий разворот и устремилось на север. Внизу мелькнули шатры лагеря Вальдо, горящие дома и поля окрестных деревень и, наконец, пара горящих замков на близлежащих холмах. Потом потянулись спокойные, не тронутые врагами земли. Все более дикая и безлюдная местность простиралась на много миль вокруг, и все меньше и меньше дорог пересекалось с Длинной Прибрежной дорогой.