Вино грез
Шрифт:
— Входите, входите! — раздраженно отозвался он. Затем потянулся и посмотрел на часы. Было десять часов утра. За окнами было пасмурно, порывистый ветер хлестал по стеклам струями дождя. Некоторое время Бад не мог сообразить, почему он в таком угнетен ном состоянии. Потом он вспомнил выступление Холмастера накануне вечером.
Совершенно разбитый, он открыл нараспашку дверь в номер.
— Почему бы вам просто не вломиться? — огрызнулся Бад.
Перед дверью, как столб, стоял, дымя сигарой, человек с выпяченной вперед квадратной челюстью.
— Еще минута и мы бы это сделали, дружок, — ответил мужчина и враскорячку двинулся прямо на Бада, заставив его отступить в сторону. За ним последовали полицейские.
— Может быть, нам всем поможет, если вы скажете, чего хотите? — сказал Бад.
Человек с квадратной челюстью сдвинул шляпу на затылок.
— Доктор Лэйн, — это прозвучало скорее как утверждение, а не как вопрос.
— Просто здорово с вашей стороны прийти так рано в понедельник и сообщить мне это, — произнес Бад.
— Я должен был бы невзлюбить тебя, дружок, — коренастый мужчина повернулся и кивнул одному из полицейских. Тот небрежно подошел к Баду и тяжело наступил ему на ногу.
— Надо же. Извините меня, — процедил он, освободив ногу Бада, и всем весом наступил на другую.
Бад автоматически двинул его кулаком; излив все напряжение, головную боль и досаду, скопившиеся в нем за целый месяц.
Полицейский частично блокировал удар, но кулак Бада скользнул по предплечью и с хрустом, доставившим Лэйну невыразимое удовольствие, врезался в тяжелую челюсть. Оба полицейских тут же квалифицированно и ловко захватили руки Бада. Человек с квадратной челюстью покатал сигару между пальцев.
— Руководство этого отеля, доктор Лэйн, донесло мне, что вы совершаете странные поступки. Я — Хемстрэйт, офицер медицинской службы. Явился сюда расследовать донос и нахожу его оправданным. Вы напали на патрульного Куина безо всякого повода.
— Так чего же вы хотите?
— Я ничего не хочу. Я передам вас в государственную клинику на шестьдесят дней для обследования и лечения. Таким чудакам, как ты, нечего болтаться на свободе.
— Чьи приказы вы выполняете, Хемстрэйт?
К щекам Хемстрэйта прилила кровь.
— Проклятие, Лэйн. Там с вами обойдутся, как надо. А где женщина, Инли?
— Вам — то она не нужна.
— В отеле говорят, что она тоже сумасшедшая. Я должен выполнить задание. Я обязан расследовать все доносы.
В этот момент Шэрэн, раскрасневшаяся ото сна, завязывая пояс белого халатика, открыла дверь и вышла из спальни.
— Бад, что… — она остановилась и ее глаза широко раскрылись.
— Отпустите его! — воскликнула она. — Вы неразумны, леди, — объявил Хемстрэйт. — Не разговаривай и ничего не делай, — быстро предупредил Бад.
Хемстрэйт с досадой посмотрел на Бада. Он придвинулся к Шэрэн и положил мясистую руку на ее плечо. Шэрэн стряхнула руку. Он снова положил ее. Шэрэн отодвинулась. Хемстрэйт последовал, ухмыляясь, за ней. Она отвесила ему пощечину, оставившую
— Леди, как офицер медицинской службы, я передаю вас в государственную клинику на шестдесят дней для обследования и лечения. Вам следовало бы знать, чем пахнет нападение на офицера медицинской службы.
— Плохо дело, Шэрэн, — мрачно сказал Бад. — Кто — то дал ему приказ. Похоже, те же люди, которые, вероятно, позаботились о Пасе и дали прочитать заявление Хол — мастеру. Мы — нарушители спокойствия.
— Заткнись, дружок, — весело сказал Хемстрэйт. — Идемте, леди. Там с вами обойдутся как надо. Мы сцапали Лурдорффа и Конэла утром в вестибюле. Конэл наделал столько шороху, что нам пришлось сунуть его в «жакетик». Вам бы следовало быть более благоразумными, чем он.
Утром следующей среды Шэрэн Инли, одетую в серый бесформенный больничный халат, сестра — смотрительница привела в кабинет молодого психиатра государственной клиники. Смотрительница не ушла, а осталась стоять за стулом, на котором села Шэрэн. Психиатром оказался узколицый молодой человек с серьезным и торжествующим взглядом.
— Доктор Инли, счастлив познакомиться с вами. Я очень надеялся на встречу с вами… хотелось бы, чтобы она произошла… при более приятных обстоятельствах. В особенности я помню некоторые из ваших статей, печатавшиеся в «Обозрении».
— Благодарю вас.
— Я полагаю, вы заинтересовались собственным случаем. Необычайно устойчивые иллюзии, и что самое удивительное, иллюзии, разделяемые несколькими людьми. Очень необычный случай. И как вы понимаете, с неблагоприятным прогнозом, — психиатр, чувствуя себя неуютно, поерзал в кресле и деланно улыбнулся. — По правилам я должен объяснить пациенту, что влечет за собой глубокий шок. Но вы, конечно же, работали с Белтером, когда он усовершенствовал технику… — голос его прервался.
Шэрэн переборола страх и заставила себя говорить спокойно.
— Вам не кажется, доктор, что в данном случае такое лечение несколько чрезмерно? Память при таком методе лечения не восстанавливается. А это означает полное перевоспитание пациента и настолько существенные повреждения психики, что по шкале Белтера, умственное развитие после лечения глубоким шоком никогда не превысит уровня дебильности.
— Откровенно говоря, — продолжал доктор, — мне как — то не по себе предписывать это лечения для случая, в котором одинаковые иллюзии разделяются вами четверыми. Но доктор Лурдорфф пришел в неистовство, и он будет подвергнут лечению сегодня в полдень. В самом деле, стыдно. Такой блестящий ум… Но, к сожалению, плохо нацелен. Все вы можете быть обращены в приносящих пользу членов общества. Вы будете способны вести вполне удовлетворительную жизнь, выполняя обыденную работу. И вам известно, как мы ускорили процесс перевоспитания. Речь восстанавливается до прежнего уровня за месяц, а недержание кончается уже через неделю.