Вино поцелуев
Шрифт:
Графиня махала кружевным веером едва заметными ловкими движениями, разглядывая тем временем Лизу, которая едва сдерживалась, чтобы не вскочить и не убежать от такого откровенного и неприличного, с ее точки зрения, разговора. Страх и смятение отразились в ее взгляде, и кружевной веер вдруг замер.
— Надеюсь, — ледяным тоном продолжала графиня, — вы не из тех современных девиц, которые считают, что карьера важнее семьи? Я надеюсь также, что вы не боитесь заводить детей от Леонардо? Вы любите его или нет?
— Да… — Это слово вырвалось прежде, чем Лиза смогла удержать
— Вот и хорошо, дитя мое. Превосходно! — Веер снова заходил ходуном, перстни вспыхнули на ее руках, которые так жаждали покачать ребенка Леонардо, прежде чем они перестанут цепляться за жизнь и успокоятся навсегда. — Знаешь, когда люди любят друг друга, дети рождаются счастливые. Мой Леонардо в детстве был не очень счастлив. Он видел, что между его родителями не было любви; слышал их частые ссоры, а потом все эти слухи и сплетни. Пришло время и моему мальчику тоже испытать счастье.
Графиня перевела взгляд на своего обожаемого внука, который сейчас на другом конце зала разговаривал с Чано и молодым цыганом, танцором фламенко. Граф был выше всех в этой компании, черты его лица имели что-то ястребиное, как и его выправка. Он стоял с бокалом красного вина в руке, и было видно, что он полноправный хозяин здешних мест и замка. Но, владея и распоряжаясь здесь всем, он не кичился этим. В нем безошибочно угадывалась порода и хорошее воспитание, но одновременно что-то мавританское проглядывало в повороте головы, в профиле, который четко рисовался на фоне украшающих аркаду арабесков серебристо-голубого, с примесью пурпура, оттенка.
Внезапно Лизу охватило волнение. Сердце словно очутилось в эпицентре бури, тело стало невесомым. Она ощутила в себе разрушительный ураган чувств, ненужных, незваных, но живых и до странности опьяняющих, хотя она знала, кого он любит на самом деле и к кому стремится мечтой.
— Я очень довольна, что ты его любишь, — говорила ей между тем графиня тихим значительным голосом. — На днях мне показалось… ах, но ведь старики всегда немного подозрительны по части молодежи. Наверное, это потому, что, когда мы стареем, воспоминания нашей юности внезапно оживают и делаются острее. В разгар жизни у женщины слишком много дел, чтобы предаваться воспоминаниям, но когда тени становятся длиннее, в памяти вдруг начинают всплывать и окрашиваются яркими красками события юности, влюбленности, сомнения, смешные случаи. Юные женщины редко прибегают к логике — это дар, который дается с опытом… Но что тебя смущает, деточка? Ты боишься, что жизнь с испанцем предвещает тиранию?
Лиза промолчала, потому что не знала ответа на этот вопрос, и графиня издала тихий довольный смешок.
— Он дьявол, не правда ли? Однако у тебя даже есть преимущества
О да, подумала про себя Лиза. Она уже давно догадалась, что, влюбившись, Леонардо может быть страшен в своих проявлениях и что его возлюбленной придется ненадолго мириться с громом и молнией, чтобы затем вдоволь насладиться нежностью и лаской.
— Ты еще так молода и немного боишься жизни, — прошептала ей на ухо графиня, — но женщинам это свойственно. Мужчины считают это неотразимым. И мне кажется, Леонардо почувствовал в тебе этот страх и ему это пришлось по вкусу, раз он подарил тебе сапфир, а не жемчуг, который предпочитала носить его мать.
Цыганская гитара забренчала вновь. В тишине полилась грустная, прекрасная мелодия, доносясь до аркады, где ветви дикого винограда так плотно слились, что свисали до земли, и графиня перевела Лизе слова песни:
— «Любовь — оливковое дерево, смесь серебра и тени, приносит плоды сегодня, хотя корни глубоко в прошлом. Любовь — белая голубка, и красный рубин, и открытое море, плещущее в береговые камни. Любовь высока, как сикимора, и низка, как диванная подушка, и в ее слезах слышно пение птиц».
Это были милые, чудные слова, такие выразительные. В них слышались отголоски мавританского прошлого, все еще ощутимого в этих отдаленных уголках Испании. Лиза уютно устроилась среди диванных подушек и прислушалась к музыке. Глаза у нее наполнились радостью и нежностью. И в этот момент она поняла, что изо всех воспоминаний, которые увезет с собой из замка, воспоминание об этом вечере будет самым незабываемым. Музыка, страстные черные глаза, длинные — цыганские кудри, схваченные серебристыми гребешками…
Волшебный вечер. Его очарование ничто не могло испортить, даже сознание того, что скоро он станет только частью воспоминаний и никогда — ростком ее будущего.
В тот вечер графиня поздно ушла к себе в спальню, и внук пошел ее проводить. Лиза сидела в своей комнате, готовясь лечь в постель — лицо ее было без косметики, а волосы распущены по плечам, — когда в дверь вдруг постучали. Она подумала, что это Ана решила поболтать перед сном, и, накинув халат, пошла открывать.
К ее удивлению, за дверью стоял Леонардо. Он был в вечернем смокинге, и Лизе стало ужасно стыдно, что она почти не одета. Она отпрянула от него назад в комнату и стыдливо запахнула поплотнее полы халата, под которым виднелась только прозрачная шифоновая ночная рубашка. Это была одна из немногих вещей, которую Лиза прихватила с собой в путешествие — не потому, что шифон прибавляет очарования девушке, просто рубашка занимала в чемодане мало места.