Винодел
Шрифт:
— Роберт Фридберг, — представился он, перекладывая сигарету в левую руку и протягивая правую.
— Меня зовут Карен Вейл, а это Роксана Диксон.
Фридберг вернул сигарету в правую руку.
— Агент Руни говорил, что вы здесь впервые.
— В общем-то да. Только проездом. Это должно было стать моей первой полноценной поездкой… Отпуском.
— Добро пожаловать к «Золотым воротам»! Давайте прогуляемся и побеседуем. Я могу показать вам место, откуда открывается лучший вид во всем штате.
Они пошли по тропинке, которая, петляя и извиваясь, вывела их на цементную смотровую площадку над
Вейл остановилась, чтобы в полной мере насладиться панорамой — от сверкающих бело-серых небоскребов Сан-Франциско до стайки катеров, которые тянулись к причалу. Над всем этим великолепием нависал гигантский оранжево-красный мост. Неправдоподобно большой, он словно бы вырастал из обнаженного пласта горной породы и заключал в объятия весь залив, заканчиваясь где-то на дальнем берегу Сан-Франциско. Под мостом медленно проплывал грузовой корабль, оставляя за собой две параллельные ленты кружев из пены.
Не дойдя половины пути до вершины башни «Северное ар-деко», они взирали на запруженную машинами дорогу.
Вейл посмотрела на Фридберга, меланхолично посасывающего сигарету. Холодный ветер овевал его лицо.
— Потрясающий вид! Я никогда не стояла над мостом и не смотрела на него с высоты. Такой… яркий, необычный цвет. Хотя золотым я бы его не назвала.
Фридберг сделал глубокую затяжку и выпустил дым краешком рта. Пойманный ветром, дым окутал его шею, как шарф.
— «Золотые ворота» — это устье внизу, вход в залив из Тихого океана. Цвет этот называется «международный оранжевый», что бы сие ни значило. С тысяча девятьсот тридцать седьмого года его перекрашивали только один раз. И знаете, сколько на это ушло времени? — Он взглянул на Диксон. — Вы же местная жительница.
— Понятия не имею, — пожала плечами Диксон.
— Двадцать семь лет.
Вейл кивнула.
— Гарантированная занятость. И прекрасный вид.
— Теперь они наняли армию из тридцати восьми маляров, просто чтобы навести внешний лоск. Все из-за соленого ветра… Он разъедает металл.
— Вы много знаете об этом мосте, — отметила Вейл.
— У меня один приятель «служит» в этой армии. — Он сокрушенно покачал головой. — Марти говорит, что в ветреный день эта штуковина раскачивается с амплитудой двадцать семь футов. В обе стороны. А дорога, перегруженная транспортом, может проседать примерно на десять футов…
— Инспектор, — перебила его Вейл, — тут очень красиво. Это… — Она еще раз окинула взглядом пейзаж. — Это один из лучших видов на моей памяти. Но среди этой красоты порой совершаются убийства, и мы со следователем Диксон как раз пытаемся их расследовать. Я бы очень хотела послушать ваш рассказ, но у меня элементарно нет времени. Не обижайтесь.
Фридберг сделал еще одну глубокую затяжку. Их взгляды встретились, и он, выпустив дым, понимающе кивнул.
— Справедливое замечание. Ясно. Тогда перейдем к делу. — Он повернулся лицом к мосту и какое-то время молчал. Потом бросил сигарету и растоптал ее. — Следуйте за мной.
Подобрав окурок, Фридберг повел их по склону к железобетонному комплексу, словно тоже втоптанному в землю. Вокруг него тянулось невысокое ограждение из стальных труб, видимо, призванное отделить яму с зацементированным дном от заигравшейся детворы и рассеянных взрослых.
Швырнув
Вейл попыталась рассмотреть уродливые плосковерхие одноэтажные постройки, резко контрастировавшие с зелеными склонами гор.
— Что это такое?
— Артиллерийская батарея «Спенсер», — сказал Фридберг. — Ею пользовались с сороковых годов прошлого века до Второй мировой войны. Военные считали залив Сан-Франциско важнейшей базой на западном побережье, поэтому разместили тут три гигантских орудия, чтобы защитить город и мост от возможной атаки. Вот здесь, — он указал на громадную круглую платформу, — находилось орудие номер два. — Он прошел вперед. — Но я хотел показать вам другое. Смотрите.
Фридберг остановился перед цементным выступом, на котором сверху горизонтально крепилась прямоугольная металлическая дверца.
— Это что, горн? — спросила Диксон.
— Я даже не знаю, что это. Какое-то военное устройство, бог его знает. Шестнадцатого февраля девяносто восьмого года, уже за полночь, в кабинете шерифа округа Марин раздался звонок. Возле батареи «Спенсер» чем-то ужасно воняло. Помощник шерифа был как раз неподалеку и принял вызов, хотя это была не его подведомственная область. Он шел на запах и оказался здесь.
Фридберг ухватился обеими руками за покореженную дверцу и, напрягшись, приподнял ее. Заскрипели металлические петли.
— Тайник?
— Для трупов. Смотрите.
Диксон и Вейл заглянули внутрь.
— Глубокий, зараза.
— Не самое приятное занятие — доставать оттуда мертвеца, доложу я вам.
— А почему дело досталось вам? — спросила Диксон. — Это же не в юрисдикции сан-францисской полиции.
Фридберг только хмыкнул.
— Юрисдикция в наших краях — это сущее проклятие. Без оценочной ведомости и карты не разберешься. На сто футов сдвинулся — и все, уже другая юрисдикция. В основном определяют по тому, кому земля принадлежала до разбивки национального парка. Так что сейчас мы стоим на участке, подведомственном парковой полиции США. Они назначили детектива из криминального розыска, который вел следствие вместе с шерифом округа Марин. Так я и оказался втянут в это дело. Я тогда еще не работал в полиции Сан-Франциско, только через пару лет устроился. — Он покачал головой. — Честно признаться, я сразу пожалел, что ввязался в это. Но копия дела у меня сохранилась: я надеялся рано или поздно найти этого негодяя.
Вейл отошла, и Фридберг опустил заслонку.
— Жертву опознали?
— Бетси Айверс. Кассир в банке, тридцать три года, не замужем.
— Она никак не была связана с винным бизнесом?
— Да вроде нет. Хотя я в эту папку давно не заглядывал.
— Агент Руни рассказал вам, как замысловато наш НЕПО глумится над трупами?
Фридберг стряхнул с ладоней пыль.
— В две тысячи шестом году я ездил на семинар вашего коллеги, агента Сафарика. Я знаю, на что обращать внимание. Отличный был семинар, и парень он хороший, Сафарик этот. Как у него дела?