Виноватых нет
Шрифт:
Витька понял моё молчание по-своему:
— Думаешь, куда податься?
— Это не проблема, мне есть, где переночевать. Но дальше-то что?
— Мириться придётся.
— Знаю. Но пока не хочу. Да и не знаю как.
— Подожди, пока мать позвонит.
— А она позвонит? — не поверила я.
— Конечно. И скажет: «Немедленно домой».
— По своему опыту знаешь?
— Ага. Ты первый раз ссоришься с ними, что ли?
— Чтобы вот так — первый.
— Ну, значит, сам убедишься, — пообещал Витька и встал. — Пора мне.
Мы вместе дошли до поворота.
У перекрёстка Витька протянул мне руку:
— Ну, пока…
— Пока.
Я побрела домой. В голове всё прыгало. Вот Витька — такой… Настоящий. Внимательный, весёлый. С ним интересно. А его тёзка, отец Сельцова — мрачный и злобный тип. Имя одинаковое. А люди разные. Конечно, Витька ещё в школе учится, а Виктор Павлович уже почти пожилой. Но всё равно не верится, что Витька когда-нибудь сможет рычать на собственного сына и бить его по голове… Из какого-нибудь придурка вроде Тихонова вполне может такой папаша получится, но ведь по нему сразу видно, что он гад. Зачем же за него замуж выходить? Почему люди живут с такими? Почему те же родители Сельцова ругаются каждый день, но всё равно живут вместе? Неужели им нравится?
Я совсем запуталась. И у папы не спросишь — Игорь всё время крутится рядом, вряд ли ему будет приятно слушать такой разговор.
Задумавшись, я не заметила, как дошла до дома. Позвонила в дверь. Папа возник на пороге почти сразу:
— О, я уже хотел тебе звонить.
— Что у вас случилось? — испугалась я.
— Случилось у тебя. Игорь пересказал мне последний ваш разговор, и я понял, что ты кинулась в какую-то авантюру.
Его голос у него звучал очень ровно. Так он говорит, когда сердится. На меня? За что?
Я посмотрела отцу в глаза, и неожиданно поняла, что он не сердится. Он с ума сходит от беспокойства. Но ни за что этого не покажет. Будет делать вид, что всё под контролем. И ещё педагогическую беседу мне устроит, стопудово.
Зачем он так? Почему у мужчин так принято? Вот и Игорь такой же, вечно делает отмороженное лицо. Неужели так лучше?
Может быть, это от беспомощности? От того, что он, так же как и я, не знает, что делать дальше?
Когда-нибудь я спрошу об этом. Мы сядем с папой и начнем длинный и обстоятельный разговор. Наверное, уже будет зима, за окном будет мести снег, а дома будет тихо и уютно. Но это будет потом. А сейчас, раз он считает нужным вести себя именно так, я не буду портить его игру. Ведь он никогда не портил мою.
Я пробормотала:
— Ну, не то чтобы авантюру…
Мы прошли в мою комнату. Игорь-я сидел за компом. Он обернулся и недовольно поинтересовался:
— Ну как, решила мои проблемы?
— Не знаю. Но папаше твоему врезала, — злорадно ответила я.
— Как? — растерялся Игорь-я.
— А вот так. Кулаком. По физиономии.
— За что?
— Он меня по голове
Игорь помрачнел:
— Ну и потерпела бы. Я же терплю.
— А я не ты, — мстительно напомнила я.
— Теперь он маму будет пилить.
— А ты что, уже пробовал?
— Драться? Нет. Уворачивался, блокировал. Он от этого только больше звереет. И, если мне навалять так и не может, потом на маме отыгрывается.
Со всех сторон получалось неправильно. Терпеть, когда тебя бьют — плохо. Отвечать — ещё хуже. Что же делать? Уйти из дома и не возвращаться, пока родители Сельцова не разберутся между собой? Но конфликт-то на этот раз получился из-за меня…
Я оглянулась на отца. Он стоял в дверях, прислонившись к косяку плечом и скрестив руки на груди. Это означало: «мне есть что сказать, но если ты не спросишь, я промолчу».
— Папа, что мне делать?
— Для того чтобы ответить на этот вопрос, нужно уяснить суть проблемы.
— И в чем же она?
— В том, что ты, даже находясь в другом теле, по-прежнему смотришь на мир со своей колокольни.
— А можно это делать ещё как-то?
— Конечно. Я тебя этому всё время пытался научить, но, видимо, рано было. Вот смотри: есть дом. Обычный, двенадцатиэтажный. Он хороший или плохой?
— Он же не живой. Он никакой.
— А если в этом доме живет, например, Машка? Вот ты идешь в магазин, задумалась, вдруг видишь Машкин дом. Что ты чувствуешь?
Я как будто увидела этот дом, и неожиданно для себя заулыбалась.
— Вот, — кивнул папа, — ты уже понимаешь. А теперь представь, что этом доме живут мальчишки, которые тебя обзывают, или кусачая собака.
— Тогда дом плохой, — кивнула я.
— Это мы с тобой через простейшую призму рассмотрели — через человеческий фактор. А может быть дом хорошим сам по себе? Как здание?
— Конечно. Если у нас в нём квартира. Или магазин продуктовый.
— А плохим?
Здесь пришлось немного подумать. Папа смотрел на меня, прищурившись, и подбадривающее улыбался.
Игорь-я не вмешивался. Смотрел куда-то в стену, как будто ему не интересен разговор.
Я сказала:
— Если дом проход удобный загораживает. Или если деревья вырубили, чтобы его построить.
— Браво. А может ли дом быть хорошим или плохим с эстетической точки зрения?
— Ага. Если красивый, то хороший. А если некрасивый…
— Стоп, стоп. Это слишком просто. Может ли некрасивый дом быть хорошим с эстетической точки зрения?
— Нет! Хотя… Если он закрывает что-то совсем ужасное. Кладбище или помойку.
— Отлично. Видишь, сколько точек зрения мы нашли, рассматривая самый обычный дом? А человеческие отношения ведь намного сложнее. Вот ты говоришь — отец Игоря тебя обидел. Почему ты так думаешь?
— Потому что мне плохо!
— А ему хорошо? Он остался радостный?
Я вспомнила, как ворочалось на полу стонущее тело.
— Нет. Ему тоже плохо.
Неожиданно вмешался Игорь-я. Добавил с тем же отсутствующим видом:
— И маме.
— Значит, с их точки зрения всех обидела ты, — подвёл итог папа.