Виноватых нет
Шрифт:
— Татьяна Николаевна объяснит, — бухнула я.
— А, так вы уже разобрались? — подобрела Светлана Ивановна и посмотрела на меня почти как на человека. — Так куда ты мчался?
— На Совет, — честно ответила я.
— Иди… и помни — ты в школу учиться ходишь, а не по коридорам бегать. Учитель за тебя отвечает, и в урочное время ты должен быть в классе. Ясно?
Меня как будто кто-то за язык дёрнул:
— А Азарова?
— Что — «Азарова»?
— Почему ей можно вместо уроков в ларёк бегать? Она разве не учиться в школу ходит?
Светлана Ивановна помрачнела,
— Ты себя с Азаровой не сравнивай.
— Почему? — во мне звенел злой азарт. — Разве школьные правила не одни для всех?
— Теоретически — одни. А на практике выходит, что особое отношение к себе надо заслужить. Что тебе не нравится?
— Двойные стандарты.
— Это не двойные стандарты, милый. Это обычные человеческие отношения. Но ты до них, похоже, ещё не дорос. Иди. Надеюсь, тебе есть что сказать Совету.
Я помнила правильно — именно сегодня, на восьмом уроке, ребята договорились делать газету.
Мишка и Олег читали какую-то распечатку. Вместе, один лист на двоих. Они сидели прямо на столе, пользуясь тем, что никто из учителей не видит. За соседним столом Танька задумчиво листала розовый блокнот в стразах — явно Юлькин. Самой Юльки почему-то не было. Женька прохаживался у стены и что-то бормотал — то ли ругался, то ли стихи сочинял. Катька с умным видом небрежно тыкала в кнопки маленького ноутбука. За последней партой, у стены, сидел новенький, которого нашли на совете. Как его… Зальцман. Он что-то рисовал на большом листе бумаги. Сутулый Володька стоял у окна и смотрел на сгущающиеся тучи. А за учительским столом сидел Витька. Его рыжая шевелюра светилась, как шаровая молния.
Я со стуком закрыла дверь, и все посмотрели на меня. Даже воображала Катька. Женька сказал:
— Не дают человеку работать! — и уселся на парту, заболтал ногами.
— О, привет, — обрадовался мне Витька. — Ты пришел рассказать историю с дракой?
— Там нечего рассказывать, — отмахнулась я. — Пацаны сами полезли, были неправы, да и страдания свои сильно преувеличили. Я другое хочу сказать. Вернее, предложить.
— Да ты садись.
Я взяла стул и села к доске — так, чтобы видеть всех.
— Вот возьмём такой случай. Неправ, к примеру, какой-то парень. А другой из-за этого пострадал. И что этому пострадавшему делать? Учителям стучать — западло. Убеждать — смешно. Вот и остаётся только драться. Раньше на дуэль вызывали, а сейчас — только по морде дать, без вариантов.
— То же мне, Пушкин, — фыркнула Катька и отвернулась.
А Витька смотрел на меня-Сельцова с интересом. Вот если бы он на меня-настоящую так хоть раз глянул!
— И что ты предлагаешь?
— У нас же есть совет. Вроде как ученический, а кого разбирать на нём — учителя решают. А это неправильно.
— Ты хочешь сказать, что ученик может вызвать другого ученика?
Вмешался Олег:
— Это очень старая идея. У волонтёров всегда так делают.
Почувствовав поддержку, я решилась:
— И не только ученика. Учителя — тоже.
Катька посмотрела на меня, как на ненормального:
— Во загнул!
Зальцман отложил фломастер и внимательно
А Олег передал распечатку Мишке и спрыгнул со стола.
— Не вижу в этом ничего криминального. У нас самый младший может вызвать на совет хоть руководителя, если считает, что к нему несправедливо отнеслись. И никто от этого не умер.
— Так то у волонтёров, — подал глосс Женька. — А то в школе.
— И в чём разница? — хладнокровно сказал Олег. — И там, и там люди. Мне нравится эта идея.
— Понравится ли она учителям? — задумчиво отозвался Витька.
— Вряд ли, — честно сказала я.
— Представляете, что начнётся, если каждый двоечник начнёт учителей на Совет вызывать? — засмеялась Танька.
— Погодите… — Витька обвёл ребят взглядом. — Но ведь и учитель не вызывает любого ученика, ведь так? Он передаёт жалобы соцпеду и завучу, и они вместе решают, надо ли тащить оболдуя на Совет или они сами разберутся. Так и наоборот должно быть. Пусть ребята к нам приходят. И будем выяснять, что случилось. А вот если из разных классов начнут на одного и того же учителя жаловаться, значит, действительно, есть проблема, и о ней стоит с педагогом поговорить. Главное, чтобы народ не молчал, а то получается у нас двойная мораль. За углом учителя обзывают по-всякому, а на уроке не знают, как подлизаться. Пусть уж по-честному. Отвечают за базар, как говорится.
— Давай об этом в газете напишем? — предложил Мишка.
— Погоди, это надо сперва со Светланой Ивановной перетереть, — Витька встал. — Не знаете, где она?
— Вроде обедать пошла.
— Пойду, поищу её. А ты молодец, — это он уже мне. — Соображаешь.
Я растерялась от неожиданной похвалы. И поэтому не вышла вместе с Витькой. Он ушел, и тут я сообразила, что сидеть здесь мне больше не за чем — я-Сельцов не член совета. Я сказала сразу всем:
— Пока.
Вышла в коридор и почти сразу увидела, как Игорь-я бежит мне на встречу.
— Ты туда делся? — на ходу крикнул он. — Классная на ушах стоит!
Я не успела ответить. Из-за угла показался Тихонов. Меня он не видел, зато видел моё бывшее тело. И, когда Игорь-я пробегал мимо, быстро поставил ему подножку.
Всё снова произошло очень быстро.
Грохот и короткое ругательство — Игорь-я плашмя падает на пол.
Передо мной довольное лицо Тихонова — и вот его голова мотнулась, встретившись с крепким кулаком меня-Сельцова. И тут же — крик завуча:
— Сельцов! Да что это такое! Ты опять за своё! Ещё и девчонку толкнул!
Время восстановило нормальную скорость. Игорь-я, постанывая, медленно поднимался с пола. Тихонов отклеился от стены. Скула у него покраснела. Я оглянулась, увидела сердитое лицо Светланы Ивановны и поняла, что оправдываться не буду. Просто потому, что объяснять нужно долго и много, и слушать это никто не будет. И всё равно ничего не докажешь.
Неизвестно откуда появился Витька:
— Подождите! Надо разобраться. Этот парень никогда не дерётся просто так.
Но разбираться завуч не хотела. Она пылала праведным гневом. Странно, когда-то она казалась мне справедливой.