Винтажный бог

Ян Ван Прат

– Так тем более, давай к ней сходим и спросим.

Соня подозрительно прищурилась, в груди зашевелилось сомнение, но Саша ответил ей честным и бесхитростным взглядом человека, которому не нравятся высокие блондинки с большой грудью. Девушка выдохнула, усмехаясь собственным нехорошим мыслям, так то ревностью она никогда не сказала, а тут с чего-то загрузилась.

– Хорошо, только сначала чай. Или может лучше завтра? Да, точно, давай завтра. На сегодня как-то событий мне хватает, – Саша кивнул и потянулся к холодильнику, Соня зачем-то протянула руку к кубику,

взяла его в руки, и мир перевернулся.

* * *

– Очнись!

–Тьфу! – мокрая вода попала в рот, в нос, пропитала блузку и устремилась за шиворот, Соня, яростно отплёвываясь, пришла в себя. – Что случилось?

– Вот, – Саша ткнул пальцем в банку из-под огурцов, где в зеленоватой жидкости, напоминающей рассол (а скорее всего им и являвшейся), плавал давешний кубик. В этот раз он яростно поблёскивал краями. Если бы был солнечный день, всё это можно было бы списать на игру света. Но сейчас стало понятно, что искры появляются и исчезают по какому-то особому внутреннему алгоритму, как будто в рассоле сидит злое и живое существо, опасное и наблюдающее, поджидающее в засаде шансы вырваться на свободу и всем отомстить.

– Ты зачем меня водой облил? А… к кухню зачем испортил?

Комната выглядела, как-будто Мамай прошёл: сдёрнутая клетчатая скатерть, осколки посуды на полу, рассыпанный сахар, табуретка на боку, на распахнутой двери холодильника вмятины, как от ударов.

– Это ты, – вздохнул Саша. – Ты подумала о чём-то плохом и… начала с этим бороться, а он засветился. Лучше в следующий раз не трогай.

Соня перевела взгляд на собеседника. Он тоже выглядел потрёпанным, на щеке царапина, футболка перекошена, кажется ещё что-то.

– Ясно, – в голове было пусто и черно, лишь то там, то тут проскальзывали какие-то обрывки событий: удар по холодильнику, пинок по табурету, выплеснутый в лицо чай… – Ты не обжёгся?

Саша моргнул, словно не понял вопроса. Как сова, которая смотрит на всю эту мирскую суету и удивляется ей.

– Зачем ты спрашиваешь?

– Я вспомнила, как на тебя горячий чай вылила. Нужно сразу под холодную воду, а потом мазью намазать. Иначе будет больнее и дольше заживать.

Парнишка приложил ладонь к щеке, будто проверяя на месте ли кожа, а затем снова уставился на собеседницу.

– А зачем ты меня на крыше пыталась спасти?

– В смысле? – не поняла Соня столь резкого перехода.

– Зачем ты встала между мной и стрелком. Он же мог тебя убить.

– О чём ты говоришь? Он мог тебя убить! Я что, должна была стоять и смотреть? – возмутилась девушка, вспоминая, что не очень-то она и на ногах тогда держалась, чтобы использовать глагол “стоять”.

– Но я же для тебя посторонний… человек. Зачем меня спасать.

– Да какое это имеет значение? Ты живой, дышишь, разговариваешь, хочешь жить. Если есть шанс спасти тебя, то его надо использовать.

– А если я не хочу жить?

– Ой, не говори ерунды, – отмахнулась Соня, вспомнив студенческий максимализм бывших школьников. – Все хотят жить, просто боятся.

Когда

люди вроде и взрослые, и из-под родительского крыла вылетели, многие даже живут уже отдельно в общагах и на съёмных квартирах, а всё равно чувствуется какая-то недосказанность в окружающим мире. Как-будто все взрослым сообщили какие-то премудрости, что и в каких случаях делать, в какие учреждения обращаться, какие документы куда приносить и что спрашивать, а им – нет. И это неимоверно пугает. Страшит до трясущихся поджилок и скручивающегося от нервов живота, так что пойти в монастырь или сразу сдаться, кажутся вполне реалистичными целями. А некоторые, вот как Саша, сразу думаю о смерти, как об избавлении разом ото всех этих навалившихся сложностей.

У неё тоже был такой период сразу после школу, но ей повезло, кто-то мудрый и битый жизнью дал ей хороший совет. Просто делать по чуть-чуть, просто каждый день делать ещё один шаг в пугающую неизвестность, просто ставить одну ногу перед другой. В этом и заключается жизнь.

– Я не боюсь, – весомо ответил парнишка.

– Это тебе только так кажется. Не бери в голову. Запомни, я бы спасла любого, если бы у меня была такая возможность.

– Даже, если это какой-нибудь злодей, маньяк или серийный убийца?

Соня подняла табуретку и поставила на ножки, потянулась к метёлке в углу, уборка пристояла серьёзная, и хмыкнула, тяжесть, томившаяся в груди с инцидента на работе, наконец отпустила. Кажется, флюрина кухня повлияла. И Саша. С наставницей они тоже частенько спорили на такие сложные темы, типа как на уроках литературы - моральный выбор героя. Чем больше жизненного опыта, чем больше книг прочитано, тем увлекательнее.

– Ты задаёшь сложные философские вопросы. Но я отвечу, на самом деле – да. Человеческая жизнь – высшая ценность. И даже у самого страшного злодея есть тот, кто его любит и волнуется. Его мама, сестра, ребёнок, …кошка.

– А если никого нет?

– Как можно быть в этом уверенным? Мы каждый день кого-то встречаем и играем свою роль в чьих-то судьбах.

Спор прервал телефонный звонок, Соня испуганно дёрнулась, Саша торопливо вышел в коридор и взял трубку.

– Опять они? – сонин голос почти не дрожал.

Саша кивнул, а потом буднично поинтересовался: – так ты знаешь, где живёт Ленка?

Глава 2.8

– Она точно здесь живёт?

– Не веришь – можешь уйти, я сама разберусь.

Саша вздохнул, но никуда не пошёл. Место жительства, действительно, не вязалось с такой шикарной ухоженной девушкой как Елена Владимировна, так шутливо её называла за глаза Флюра. Потрёпанная хрущевка на окраине города, слева пустырь, справа конечная остановка автобуса, за ней только трасса с КПМ, а за трассой кладбище. Заросшие зеленью дворы, благо разреженность застройки позволяла, тенистые тротуары, старые скрипучие качели и раздолбанная горка на детской площадке, скамейки для любопытных старушек у каждого подъезда, даже домофонов нет. Можно сразу к квартире подниматься.