Винтерспельт
Шрифт:
Сейчас, дожидаясь Шефольда, Уилер корил себя. Надо было использовать хутор Хеммерес с большей пользой!
Даже для самого Шефольда было бы лучше, если бы он,
Уилер, вежливо, но настоятельно попросил его исчезнуть из Хеммереса: «Марш-марш назад, в Бельгию, доктор Шефольд! Вы нам здесь не нужны! Здесь не место для искусствоведов, немецких романтиков, фантазеров!» Да, так было бы лучше. Вместо этого — сегодняшняя неразбериха, которая не кончится, пока Шефольд бродит где-то там, в сумерках, в начинающейся ночи, между линиями обороны!
Их
— Кстати, не прикидывайся, будто ты так уж рвешься превратить Хеммерес в груду развалин, — сказал Уилер. — Пожалуй, тебе это меньше всех могло бы доставить удовольствие. Не поверю, что ты жаждешь снискать столь дешевую военную славу.
«Да, — подумал Джон, — это верно, и к тому же я еще вчера говорил Шефольду, что в Хеммерес война никогда не придет. Стоя там, внизу, перед хутором, я болтал что-то насчет дыры в потолке, которую никто не заделает. И всю эту чушь я нес потому, что увидел пару яблонь, луг, речку, канюка».
— Тогда просвети меня, — сказал он, — как добиться военной славы!
— Изволь, — ответил Уилер, не поддаваясь на его тон. — Взять в плен немецкий батальон и попасть за это под военный трибунал — это тебе бы очень подошло. Способ сделать военную карьеру вполне в твоем духе. Да, ты был бы разжалован и одновременно стал бы национальным героем. Через десять лет о тебе можно было бы прочесть во всех американских хрестоматиях.
— И этому ты хочешь помешать! — сказал Джон, смеясь.
Уилер не засмеялся.
— Боюсь, что этому уже помешали без меня, — сказал он.
Про аллигаторов…
Он никак не мог научиться удить рыбу, но эту свою неспособность компенсировал хорошей стрельбой.
Сначала они стреляли в консервные банки, выставленные на бревне; потом отец стал подбрасывать эти банки в воздух. Через какое-то время Джон попадал уже в каждую банку. И попадал, когда она находилась в верхней точке траектории.
Возможно, даже наверняка, первоклассные результаты Джона в стрельбе способствовали тому, что он так быстро продвигался по службе в армии.
— Ого, — говорил отец каждый раз, когда банка отвесно летела с высоты на землю. Потом он оглядывал своего пятнадцатилетнего сына.
— Никогда бы не подумал, — сказал он однажды, — что так пойдет дело у человека, который сбежал в город.
Каноэ качалось на воде в тени прибрежных кипарисов, и они смотрели на отделенную от них тростниковыми «прериями» песчаную полоску у острова Чессер, где лежал аллигатор.
— Целься в глаз! — сказал отец.
Джон опустил бинокль и взял ружье. В бинокль он видел, что глаз у аллигатора закрыт. А пасть — приоткрыта. Это был крупный экземпляр.
Джон поймал глаз в прорезь прицела. Отсюда он казался кожаным.
— Сколько, по-твоему? — спросил он отца, который пытался удержать каноэ на месте, подтянув его к корню кипариса.
— Сто ярдов, —
Джон прицелился чуть выше. Если хочешь попасть на таком расстоянии, цель должна находиться на миллиметр ниже мушки. Теперь он уже не видел глаза, а видел только бугорок над ним, и еще бугорки на панцире, и жаркую рябь болота.
Он опустил ружье и сказал:
— Не могу.
— Что значит «не могу»? — спросил отец. — Конечно, можешь. Для тебя это пустяк.
— Нет, — сказал Джон, — не могу.
Теперь отец понял, что имел в виду сын.
— Nuts [80] ,- сказал он. — Давай стреляй! Ты должен этому научиться!
Джон покачал головой. Протянул ружье отцу. Они поменялись местами, и Джон удерживал лодку, пока отец вставал и целился.
Когда раздался выстрел, тело аллигатора выгнулось дугой, потом тяжело шлепнулось на песок и распростерлось. Пасть медленно закрылась.
80
Ерунда (англ.).
«Совсем как рыбы, — подумал Джон, — те так же бьются и корчатся, когда отец снимает их с крючка и бросает в лодку».
Они подплыли к песчаной полосе и осмотрели мертвого аллигатора. Отец сказал, что приедет в большой лодке с Руфусом и Джо, чтобы забрать животное.
По дороге домой — Джон греб, а отец управлял лодкой — они не проронили ни слова.
…и про дьяволов
Вопрос о том, достиг ли капитан Кимброу такого же мастерства в снайперской стрельбе, как и обер-ефрейтор Хуберт Райдель, должен остаться открытым. Вероятно, Райдель был все же классом выше.
В отличие от Райделя, Кимброу видит в своем снайперском искусстве не более чем сноровку.
Мысль о том, что придется стрелять в людей, не причиняла ему душевных мук, как этого можно было ожидать после сцены на болоте Окефеноки. Убивать людей на войне значило следовать инстинкту самосохранения. С юридической точки зрения война и охота — вещи абсолютно разные. Животное ведь беззащитно.
В этом смысле все проблемы, которые ставила война, сводились к одной-единственной — проблеме мужества. Капитан Кимброу был полон любопытства, его буквально съедало желание узнать, окажется ли он мужественным.
Когда он однажды затронул этот вопрос в разговоре с дядей Бенджаменом, тот сказал:
— Мужество? Но для этого тебе не нужна армия. У тебя в жизни будет много возможностей доказать свое мужество.
Джон улыбнулся, подумав, что дядяБенджамен говорит о различии между армией и жизнью как о чем-то само собою разумеющемся.
— Я знаю, — сказал он, — моральная стойкость и так далее. Но я не об этом. Я имею в виду обычную физическую стойкость.