VIP PR

Июнин Алексей Владимирович

На второй день пребывания Шмюльца в стационаре к нему пришел и сел на табуреточку оперуполномоченный отдела по обороту наркотиков старший лейтенант по фамилии Тихорецкий. Крепкий короткостриженный мужчина с лицом бритого неандертальца. Старшей лейтенант Тихорецкий широко улыбался, демонстрируя маленькие крепкие зубы, выступающие ровным заборчиком из широких десен. Вот что рассказал старший лейтенант Тихорецкий: в час, когда произошло то событие на вокзале, ожидался спецвагон с этапированными заключенными из Тамбова. Собаки были охранные, но они были надрессированы и на обнаружения наркотических веществ. Они почуяли у Шмюльца наркотики и потому так отреагировали. От этой фразы Шмюльц остолбенел и открыл рот. Петр Степанович стал клясться и божиться,

что никогда в жизни не связывался с наркотиками и это была святая правда. Но старший лейтенант Тихорецкий сказал, что пока Шмюльцу накладывали швы в его квартире проводился тщательный обыск и нашли следы героина. Следы героина были на барабане стиральной машины. Кроме того, следы героина нашли в волокнах материи его джинсовой ветровки, именно это почуяли псы. Собаки были выдрессированы так, что их задачей было не загрызть человека, а вцепится в одежду. Шмюльц вырывался, псы безумели от злости. Это привело к тому, что случилось. Старлей сказал, что все сводиться к тому абсурдному заключению, что Петр Степанович Шмюльц выстирал ветровку не со стиральным порошком, а с отборным афганским героином (говоря это старший лейтенант Тихорецкий едва сдерживал гомерический хохот). Тогда Шмюльц немедленно настучал на незванного гостя из солнечного Афганистана – Джафида. В тот же день оперуполномоченный принес несколько фотороботов и Шмюльц на одном из них узнал заросшую черной щетиной морду афганца. Тихорецкий кивнул впервые убрал зубки за теперь уже неулыбающимися губами кивнул.

– Ваша дочь хорошо знает этого человека? – спросил он у Петра Степановича.

– Думаю нет, но разрешаю вам самим с ней побеседовать.

– Конечно следователи это уже сделали. Мы уже все проверили, она с ним практически не общалась, может один раз они где-то посидели и все. Больше она его не видела и призналась, что и не хочет видеть. Знакомство с этим человеком было ее ошибкой, о которой она жалеет, – сказал старлей Тихорецкий.

– Она не пользовалась его услугами? – спросил Шмюльц.

– Что вы имеете в виду?

– Насчет героина.

– Тест на наличие следов наркотиков показал их отсутствие. У нее э… другая зависимость. Скажите, вы разговаривали со своей дочерью по поводу пристрастия к спиртному? Видите-ли…

– Разговаривал и много раз, – ответил Шмюльц. – Она спала с ним? С тем авганцем?

– А как мы должны это проверить? – спросил Тихорецкий.

– Не знаю. Может она сама призналась вам в этом? – почесал затылок Шмюльц. – А вообще-то, не говорите. Я не хочу этого знать. Лучше скажите, вы его поймали.

– Он объявлен в розыск. А что касается того, была ли у Алены интимная связь с гражданином Афганистана Джафидом… – старлей произнес фамилию иностранца, но она оказалась такой сложной в произношении, что Шмюльц даже и не постарался ее запомнить, – то со слов вашей дочери, близости между ними не было. Видимо, они просто вместе напились, – Тихорецкий вновь обнажил зубчатые десны в широкой улыбке. – Однако теперь только Аллах знает нарушал-ли афганец запрет из Корана на употребление спиртного.

Приходила также и Майя Козочка. Вот ее появление Шмюльц совсем и не ожидал и даже оторопел от внезапной радости. Она принесла ему хорошую весть. Козочка сказала перебинтованному Шмюльцу что московский правозащитник Николай Михайлов видел все из окна прибывшего поезда. У Михайлова не было времени придти к Шмюльцу в больницу, тем более что они были не знакомы, но он следит за его самочувствием и желает ему скорейшего выздоровления. Кроме того Козочка передала, что Михайлов зовет Шмюльца в Москву. Московский депутат и правозащитник хочет пригласить его на передачу «Оксюморон».

Петр Шмюльц не поверил своим ушам, но без раздумий согласился. Они с Козочкой договорились, что журналистка созвониться с Михайловым когда Шмюльц поправиться и сможет принимать участие в съемках. Козочка ушла, а Шмюльц всю ночь проворочался на своей кушетке. Причиной его бессонницы был не оглушительный храп его соседей по койкам, а сладкие грезы предстоящих съемках.

Пенза

К

концу мая, когда Пензу наводнили моря ярких оранжевых одуванчиков, Шмюльца выписали из стационара и первым делом, когда он приехал домой и обнаружил извечную пустоту, он отправился к любовнице. Она его и накормит и приголубит. Подровняв усы, он струящейся походочкой довольного жизнью молодца вышел под ослепляющие солнечные лучи послеполуденного дня. У него было прекрасное настроение сытого бездельника, намеревающегося с пользой и удовольствием потратить предстоящие свободные часы. Да тут ещё и его сосед куда-то отъезжал на своем «Паджеро» и предложил подбросить. Петр Степанович сел к Переходову, но куда и зачем направляется говорить не стал. Сворачивая «Паджеро» в сторону Пензенской кондитерской фабрики Переходов жаловался, что ему приходиться экономить на колбасе и покупать не за весемьсот тридцать рублей, как он привык, а только за пятьсот пятьдесят шесть за килограмм. К тому же на его новом «Митсубиси Паджеро» уже стучит непонятная Шмюльцу колодка. Шмюльц, редко бравший колбасу дороже чем за двести рублей понять своего соседа ну ни как не мог.

Когда Переходов свернул набережную Суры и лихо помчался вдоль искрящейся на солнышке реки Петр Степанович ответил на звонок Майи Козочки и та сообщила ему, что съемки с его участием будут записываться третьего июня.

Третье июня!

Шмюльц так возбудился, что затупил и забыл спросить за чей счет будет дорога и проживание в гостинице. Ну если бы это было за счет Шмюльца, Козочка сразу бы предупредила об этом, а раз она тоже промолчала, значит этот вопрос не должен тревожить Петра Степановича. Она сказала, что все детали обговорит чуть позже, когда у нее будет свободное время, потому что именно сейчас она занята – она готовится к радиоэфиру.

– Аркаш, а какое сегодня число? – спросил Шмюльц у Переходова, когда их «Паджеро» свернул на улицу Чехова.

– Завтра день рождения моего тестя! – гордо объявил сосед, поднажав на педаль газа. – А сегодня двадцать шестое.

– Двадцать шестое мая? То-есть… через восемь дней …

– Что через восемь дней? – спросил заинтересовавшийся Переходов и на секунду оторвался от дороги, посмотрев на Петра Степановича.

Шмюльц мечтательно воззрился на мелькающие пензенский пейзаж и сидел так несколько секунд с детской улыбочкой на устах. В голове у него играли позывные ежевечерней программы «Оксюморон» и высокий ведущий Борис Скшатусский представлял его на всю страну. Да почему на страну? На весь мир!!! Первый канал вещает всюду!

– Эй, Петро, – еще раз спросил Переходов. – Что будет через восемь дней?

– А? – очнулся Шмюльц и тут же гордо задрал нос. – Съемки у меня.

– Какие съемки?

– В Москве. На передачу поеду, – как бы невзначай сказал Шмюльц с такой интонацией, что для полного эффекта ему осталось только лениво зевнуть.

– На какую передачу? – удивился Переходов.

– Да так… Ерунда, – Шмюльц не сдержался и все-таки зевнул. Зевнул театрально, раскрыв пасть как бегемот и даже издав протяжную ноту «ре» в третьей октаве. – Позвали меня, что-ж поделать. Надо приехать, а то Бориска расстроится, он меня, видишь-ли, очень ждет на своей передаче. Знаешь, что ль Бориску-то? Ну этого… все время забываю его фамилию… Мы же с ним отродясь друг с другом не фамильничали. А его – Бориска-сосиска, он меня – Петруня.

– А че за Бориска-то?

– Ну как же? Скшатусский Борис! На программу меня позвал по старой дружбе. «Оксюморон». Дурацкая передача, ее каждый вечер по Первому каналу показывают. Обо мне решил целый выпуск снять, а мне, знаешь ли, чего-то недосуг. Не охота в Москву эту переться. Ну так что поделаешь, не удобно отказывать, но редакция мне и дорогу и проживание в пятизвездочном отеле отплатит. И машину с шофером предлагает. «Линкольн» последней модели! Ну как тут откажешь?

– Да че ты гонишь, Петро! – Аркадий Переходов дружелюбно подтолкнул его в плечо. – Передачу о тебе? С какого это праздника?