Вираж
Шрифт:
– Хочешь послушать мою версию?
Даша почувствовала, как у нее начали раздуваться ноздри. Имелась такая особенность: в гневе некоторые лицевые мышцы начинали двигаться сами по себе.
– Давай, – согласился Сергей, но чуть отодвинулся.
– У тебя некоторое время назад тут случились разборки. Ты пострелял своих конкурентов, или наоборот компаньонов, но был застигнут на месте преступления тем самым Борис Иванычем. Дядя заявлять на тебя не стал, наоборот, укрыл, работу дал, кормил.... а когда дело получило огласку, ты смылся, бросив благодетеля самостоятельно разбираться
– Согласен, со стороны все может выглядеть именно так. И доказательств никаких. Ты можешь с чистой совестью сдать меня своему участковому. Либо пустят по официальной версии, либо отправят обратно вкалывать на свежем воздухе. Второе – скорее. Привязать меня к тем трупам невозможно. Я в ваших краях объявился четыре месяца назад, есть свидетели и даже официальный документ. А трупы почти что ископаемые. Они там гораздо раньше образовались.
– Какие свидетели? Какой документ?
– Меня на вокзале в Туапсе задержали, когда я только приехал. Тогда еще документы были при мне. Отпустили. Но в каких-то протоколах я фигурирую. В них по билету время приезда отмечали.
– Получается, тебя похитили, заставляли работать, били, а ты, вырвавшись на свободу, даже не сделал попытки позвонить ну… домой, друзьям, жене. Тебя же должны искать.
– В том-то и беда, что искать меня не будут. Даша, давай, прервемся.
– Ну, хоть откуда ты?
– Есть такой известный каждому интеллигентному человеку в нашей стране город – Урюпинск. Слышала?
– А есть еще Мухосранск. А в Урюпинске я была. Там раньше стояла танковая дивизия. Мой двоюродный дядька генерал ей командовал. Могу сказать только одно: исключая моего дядьку и его жену, держать вилку в левой руке, а нож в правой умеют там от силы человека три. Да и на казака ты не похож.
– А там живут казаки? Не знал. Как ты сказала: Мухосранск? От него на северо-запад, как раз будет город, из которого я приехал. А причина… причина банальна: меня подставили.
Он как-то так это сказал… в тональности мелькнуло нечто, некий скорбный флер. Будто бойкое вранье превратилось в проникновенную легенду, как только автор поведал о себе страшную для себя самого правду.
– А у тебя дядька точно генерал?
– Он давно на пенсии. Меня к ним мама один раз на лето отвозила. Я еще маленькая была.
– И как там, в Урюпинске?
– Пыльно.
Даша выбралась из кресла, отнесла, сполоснула и поставила в шкаф антикварную чашку, зашла в ванную и открыла кран. Все время пока набиралась вода, она просидела на бортике ванны. Разговор с Сергеем отравил что-то внутри. Расхотелось продолжать.
А что, – спросила она себя, – было бы лучше, окажись он замешанным в криминал? И вообще, ты непростительно распустилась. Разнюнилась. Два года жизни на периферии нормальных человеческих отношений, кажется, должны были закалить, нарастить шкуру, что бы никакие сантименты не пробивали. Есть жизнь, а есть книжки, в которых про нее все врут. Вот и живи себе: утром работа, вечером – бабский романчик в мягкой обложке. Все остальное – лишнее.
А по утру Даша проснулась, лязгая зубами. Пока лежала, закутавшись в пуховое одеяло,
Сунув ноги в теплые тапочки и закутавшись в халат, она побежала в бойлерную. Гость спал, с головой накрывшись одеялом. В довольно просторном холле было еще холоднее чем в спальне. И сыро. Стены не успели как следует просохнуть. От них несло стылостью.
Термометр на панели котла отопления показывал двадцать пять градусов. Вчера этого было вполне достаточно для комфорта, сегодня – только чтобы не замерзнуть. Не дрогнувшей рукой Даша перевела стрелку на цифру пятьдесят. Со счетом за газ в конце месяца она рисковала вылететь в трубу, но мерзнуть, кутаться в три кофты и греть руки о чашку с чаем, как в прошлом году – больше не собиралась.
Весь предыдущий год прошел под очень большим и очень вопросительным знаком надежды. Достроит, не достроит, успеет сделать крышу, не успеет, проведет отопление, не проведет? Успела, достроила, провела. А свист в карманах – дело привычное. Она перетерпит трудные времена, как уже бывало, и заработает.
– Мне мерещится, или стало теплее? – спросил Сергей из одеяльного кокона.
– Угу. Вылезайте.
– Что за бортом?
– Зима.
Двор занесло. На газоне лежал пухлый сугроб. Дорожка напоминала блестящий поток замерзшего молока. К этому бы светопреставлению, да солнышка! Но в небе оставалось тускло, а над землей завывал ледяной ветер. Соседский банан, который еще вчера выстреливал из-за забора фонтан листьев, исчез – замерз, сложил крылья в неравном бою с морозом.
– И чем это нам грозит? – поинтересовался гость, высовывая из одеяла нос.
– Вам – ни чем. А мне пора на работу.
Даша нашла трубу и позвонила в регистратуру. Два вызова оказались рядом, на соседней улице, еще два – ближе к центру. Добраться туда по обледенелым горкам без посторонней помощи было невозможно. Хорошо, что у нее давно и прочно сложились отношения с МЧС. Шеф спасателей выслушал ее причитания, поговорил с ребятами и велел выходить. По вызовам она поедет на вездеходе.
За рулем сидела Ванек. Даша вскарабкалась на высокую обледенелую ступеньку, и почти ползком забралась в кабину. Ванька и не подумал помочь, дождался, пока Даша заберется, поржал над ее неловкостью и двинул машину на разворот.
– Злой ты, Ваня, – констатировала Дарья.
– Неа. Я справедливый. Ты бы видела, как я на твою горку пер. Все, думал, прындец, снесет к епоной матери. Еп – тыть! Держись!
Махина военного газона не поехала, а заскользила по крутой наклонной плоскости, помаленьку набирая скорость. Даша зажмурилась. Они точно разобьются. Высокий каменный забор впереди станет ее последним пристанищем.
Она до онемевших пальцев вцепилась в скобу на передней панели, и, когда катастрофы не последовало, даже немного удивилась. Машина вырулила из узенького переулка на обледенелое, но уже присыпанное песочком шоссе.