Virtuality
Шрифт:
Она говорит:
— Деточка, постой, обрати своё внимание.
— Обратить внимание на что? — у меня такое ощущение, что надо мной сейчас будут ставить классические опыты анального зомбирования.
Не то чтобы я расистка, но этих лохотронщиков я как-то не перевариваю.
Кстати, почему?
Цыганка протягивает мне повёрнутую вверх ладонь и говорит:
— Положи копеечку, доченька, позолоти ручку, всю правду тебе расскажу.
Правду о
Правду о том, как цыгане гипнотизируют людей, которые потом приходят в себя и обнаруживают, что у них выгребли всю наличность и с них сняли все драгоценности?
— Правда у каждого своя, — говорю я, — и чужой мне не надо.
На всякий случай убирая руки в карманы, я говорю:
— Мне не нужна ваша правда. — Делаю паузу, ожидая её реакции. Она уже открывает рот, но прежде чем она успела вставить хоть одно слово, я продолжаю: — И мне всё ещё нужны мои деньги. Поэтому извольте оставить меня в покое, — говорю я, указывая на двери лифта, как бы приглашая её войти в него, оставив меня в покое.
Цыганка не сдаётся и продолжает разговор более чётким и ясным голосом:
— Давай погадаю. Покажи мне ладонь.
Протягивая мне свою морщинистую ладонь, она говорит:
— Давай, не бойся.
— Я сама узнаю своё… — я делаю паузу, запнувшись на не сказанном слове «прошлое», и продолжаю: — будущее.
Цыганка меня будто и не слышала:
— Твоё будущее — светлое и хорошее. Я это вижу.
Я в этом и не сомневаюсь.
— Но многое тебе предстоит переосмыслить. Чтобы всё было хорошо, тебе нужно разобраться в себе, — продолжает она.
Именно этими разборками я и поглощена.
— Но чтобы разобраться в себе, тебе нужно по-новому взглянуть на прошлое.
Я говорю: что вы сказали?
— Прошлое, доченька. Прошлое. — Она пристально смотрит на меня, и вдруг я замечаю выражение ужаса на её лице. Она говорит: — Что-то страшное ходит за тобой по пятам.
Страшное?
— Да, именно. Я вижу, зло витает вокруг тебя.
Зло?
Что за хрень?
— Крепись, лапонька. Тебе многое предстоит испытать.
Крепись? Испытать?
Я стою с раскрытым ртом.
— Бог тебе поможет. Он всё видит.
— Видит что? — спрашиваю я.
— Всё видит. Господи, только не сдавайся. Слышишь? Не сдавайся.
Она переходит на крик:
— Не сдавайся! Слышишь?!
Охранник, стоящий в холле, метров за десять от нас, поворачивается в нашу сторону и начинает движение.
— Держись! — орёт цыганка. — Да поможет тебе Бог!
Боже, мне страшно.
Что за хренова мистика?
Вдруг я, поддавшись какому-то странному порыву,
— Только не вздумай поддаться соблазну! Запомни! — слышу я её удаляющийся голос, похожий на истеричный крик насилуемой жертвы.
Какому соблазну?
Я вылетаю из гостиницы и бегу прочь.
Бегу прочь от того, что приводит меня в ужас.
Страх.
Я останавливаюсь где-то через полкилометра от отеля, возле супермаркета. Возле того самого супермаркета, который я обокрала на сколько-то там денег, украв у них шоколадку.
И это приводит меня в ужас ещё сильнее.
Когда я прихожу в себя, я обнаруживаю, что вовсе не запыхалась. Более того, пробежка мне даже понравилась. Ничего удивительного, я же как-то похудела, а шрамов, оставшихся от предполагаемого хирургического вмешательства, не осталось. Следовательно, я достигла этого именно за счёт физических нагрузок.
Ко мне начинает приходить понимание, что, размышляя, я в некоторой степени отвлекаюсь от внешнего мира и его раздражителей, как, например, прямо сейчас, когда эта история с цыганкой и моим перевозбуждённым восприятием уже отошла на второй план.
Я уже успокоилась.
Мне это нравится. Мне нравится сам факт того, что я могу себя контролировать.
Хорошо. Что мне делать дальше?
Точно, аптека. Я захожу в супермаркет, нахожу аптечный отдел, расположенный среди торговых точек на первом этаже. Подхожу к фармацевту и говорю:
— Мне, пожалуйста, Ноотропил.
— Вам в таблетках или внутривенный?
Сама мысль о том, что я буду втыкать шприц в вену, приводит меня в ужас.
Снова этот ужас.
Паранойя.
— В таблетках, — отвечаю я девушке-фармацевту.
— Какую дозировку?
— Какая есть?
— 400 миллиграмм по 60 таблеток в упаковке, 800 миллиграмм по 30 таблеток и 1200 миллиграмм по 20 таблеток.
— Десять упаковок по 1200.
Глаза фармацевта становятся заметно шире.
— Сколько? — говорит она удивлённым, чуть не возмущенным, тоном.
— Десять. — Я решаю пораскинуть мозгами, как обосновать нужду в таком количестве препарата. Секунду помедлив, сообщаю: — У нас дом престарелых — я там волонтёр, у меня там летняя практика. У нас закончились все запасы Ноотропила для… — я перебираю в голове какие-нибудь болезни, связанные со слабоумием и, обнаружив в закоулках сознания подходящий вариант, продолжаю: — Для больных синдромом Альцгеймера. Вот меня и заслали. — То, что нужно. Я как раз смахиваю на волонтёра из дома престарелых. Волонтёра, проходящего университетскую практику.