Виртуальная реальность

Iolka Eson

Дима, в образе огромного черного кота, словно серфер стоял на метле, балансируя на задних лапах. Похоже он и являлся предметом спора. Массовка разделилась на две половины, одна половина была уверена в том, что кот не сможет играть в квидич, а другая была уверена, что Бегемот справится.

Среди спорщиков из второй половины был Коровин, он гордо восседал на метле с вытянутой рукой, в которой был зажат сектант, и громко считал по-немецки, — Айн, цвай, драй, фир, фюнф, зекс, зибен, ахт, нойн, цейн…

— Да, — подумала

Ира, — Этой парочке вполне себе весело. Интересно, а чем занята моя тень, пока я здесь выламываюсь перед этой шутовской публикой? Похоже, у моей тени гораздо лучше меня получается развлекаться, ну-ка взглянем, чем они там заняты…

И девочка переключилась, оказавшись на корабле.

На корабле

Похоже, они с Димой большим были заняты увлекательной беседой, в которую она и вклинилась.

— И снова я онгелин, не к месту, — подумала девочка на немецком, — Ну да, онгелин — значит не к месту, но почему немецкий?

Или это все из-за счета Коровина? И тут Ира поняла в чем дело. Дима читал ей Фауста в оригинале, на немецком, и ее восприятие в момент переключения было сфокусировано на немецком.

Вы снова здесь, изменчивые тени,

Меня тревожившие с давних пор,

Найдется ль наконец вам воплощенье,

Или остыл мой молодой задор?

Но вы, как дым, надвинулись, виденья,

Туманом мне застлавши кругозор.

Ловлю дыханье ваше грудью всею

И возле вас душою молодею.

Вы воскресили прошлого картины,

Былые дни, былые вечера.

Вдали всплывает сказкою старинной

Любви и дружбы первая пора.

Пронизанный до самой сердцевины

Тоской тех лет и жаждою добра,

Я всех, кто жил в тот полдень лучезарный

Опять припоминаю благодарно.

Им, не услышать следующих песен,

Кому я предыдущие читал.

Распался круг, который был так тесен,

Шум первых одобрений отзвучал.

Непосвященных голос легковесен,

И, признаюсь, мне страшно их похвал,

А прежние ценители и судьи

Рассеялись, кто где, среди безлюдья.

И я прикован силой небывалой

К тем образам, нахлынувшим извне.

Эоловою арфой прорыдало

Начало строф, родившихся вчерне.

Я в трепете, томленье миновало,

Я слезы лью, и тает лед во мне.

Насущное отходит вдаль, а давность,

Приблизившись, приобретает явность.

(Гете Иоганн Вольфганг — Фауст — вступление)

Дима остановил чтение, внимательно посмотрел на Иру и нагло так, не прикрываясь, с протяжным звуком и отчаянно потягиваясь до хруста несуществующих костей, зевнул. А затем улыбнулся Ире, как бы прося прощение и, вот же наглость какая, снова раскрыл свой рот в зевке судорожно и с шумно вдыхая воздух и потянувшись, еще раз выдохнул.

— Предатель! — Сказала Ира, уже понимая,

что ей не вырваться из ловушки — ее человеческое тело не обмануть. И она тут-же стала зевать, сперва прикрыв лицо ладошкой, а потом уже нагло, никого не стесняясь и сладко потягиваясь. Она даже встала и прошлась по каюте корабля, разминая тело и уже не стараясь преодолеть волны накатывающей зевоты. А Димка, как только Ира прекращала зевать, тут-же начинал зевать сам сладко и естественно. И в конце концов Ира не выдержала и рассмеялась. Ну понятно же, это он специально меня провоцирует и дразнит, но зачем? Хочет отправить на синхронизацию с тенью? Хочет, чтобы я уснула?

— И че-е-е-е-е-го ты добиваешься? — Произнесла девочка через зевоту.

— О-о-о-о-отправляйся спать, — Произнес Дима. — Возможно ты не чувствуешь, но прошло много времени и твоему железу пора охладиться, пошли спать.

Дима протянул руку Ире, потом рванул к себе, подхватил на руки, перекинул через плечо и что-то напевая понес в спальню, Ирина не сопротивлялась, она действительно устала и ей требовался отдых и физический, и эмоциональный. Она вслушалась в слова напеваемой песенки, песенка была на немецком:

… Elsa Smith geht und klettert zu kussen Nein! — Elsa reagiert, erlaubt es nicht, eine Mutter…

Мозг девочки сразу переключился на немецкий и она, раскачивая свисающими с плеч Димки руками, стала подпевать:

В альпийской деревушке соседям не до сна

Кузнец влюбился в Эльзу, а любит ли она?

Ужасно он грустит весь год, лошадок больше не кует

И Гёте в руки не берёт и пиво не пьёт

Кузнец за Эльзой ходит и лезет целовать

Нет! — Эльза отвечает, не позволяет мать

Милая мутер, мне почему-то

Не позволяет тебя целовать

Припев: Дам, дам, дам я тебе по губам

Чтобы не лез ты ко мне целоваться

Дам, дам, дам я тебе по губам

Вот полезешь и тогда я дам

Договорюсь я с мамой, любовь мне подари

А Эльза отвечает: с отцом поговори

Мой добрый фатер коль не лень

Схватится может за ремень

С тобою целоваться мне он сильно не велит

Папа не против, мама не против

И наступает радостный миг

Ты не со всеми договорился

Вот он кстати и подходит, муженёк-мясник

Забавная песенка, подумалось Ире, и теперь не отцепится, не вылетит из головы. Впрочем, это ненадолго. Быстро сбросив одежду, она нырнула в спальный мешок и провалилась в сон.

Осада замка

Железному же Димке сон не требовался, он просто отключался, на время, пока Ира спала. За время сна в ее голове происходил удивительный процесс синхронизации сознания теней и реального человека. Все, что происходило не с ней, через несколько часов станет ее воспоминаниями, ее жизнью.