Виртуальный меч Сталина
Шрифт:
22 июня 1941 г. имелось приблизительно:
76-мм: 26 млн. снарядов, 15,3 тыс. пушек, что дает 1700 снарядов на ствол.
122–203 мм: 13 млн. снарядов, 17 тыс. орудий, 800 снарядов на ствол.
50–120 мм мин: 14 млн. мин, 50 тыс. минометов, 300 мин на ствол.
По данным Широкорада [20, с.136–137] к началу войны имелось 26,5 млн. мин и 56 тыс. минометов, что дает порядка 500 мин на ствол, из которых калибра 82-мм и более: 12 млн. мин и 20 тыс. минометов, что дает 600 мин на ствол.
Итого 51 млн. мин и снарядов полевой артиллерии калибра более 75 мм.
Таким образом, боезапас Красной Армии почти равен боезапасу Вермахта, но из–за большего числа стволов обеспеченность боеприпасами артиллерии РККА примерно в два–три раза хуже, чем у Вермахта. Странно, что в столь ожесточенных
76-мм: 18 млн. снарядов, 9,5 тыс. пушек что дает 1600 снарядов на ствол.
122–203 мм: 9 млн. снарядов, 8,8 тыс. орудий, 1000 снарядов на ствол.
50–120 мм мин: 9 млн. мин, 38 тыс. минометов, 230 мин на ствол.
Это количество только из довоенных запасов, без учета производства за полгода войны. Но даже и без них видно, что снарядами Красная Армия в зимнем контрнаступлении пусть и не слишком хорошо, но обеспечена.
Ну что же, читаем воспоминания командующего Волховским фронтом.
«… небольшое численное превосходство в артиллерии и минометах из–за недостатка боеприпасов было кажущимся. Моя записная книжка свидетельствует, что запасы армии по боеприпасам позволяли нам расходовать ежедневно в среднем семь выстрелов на 120-миллиметровый миномет и 122-миллиметровую гаубицу и четырнадцать мин на 82-миллиметровый миномет. Отпускаемые Ставкой боеприпасы поступали крайне медленно. Страна еще не наладила тогда как следует производство боеприпасов, да и железные дороги были перегружены. К началу контрнаступления из 35 ожидаемых транспортов с минами и снарядами прибыло только семь» [Мерецков, 12, с.241].
На Волховском фронте судя по записным книжкам его командующего положение с боеприпасами, примерно такое как у царской армии под Горлицей. Но это все–таки не главный фронт. Что же на главном, московском направлении? Слово командующему Западным фронтом.
«Особенно плохо обстояло дело с боеприпасами. Так из запланированных на первую декаду января боеприпасов нашему Западному фронту было предоставлено: 82-миллимитровых мин — 1 процент, артиллерийских выстрелов — 20 — 30 процентов. А в целом за январь 50-миллиметровых мин — 36 процентов, 82-миллиметровых мин — 55 процентов, артиллерийских выстрелов — 44 процента. [Тут тов. Жуков ссылочку дает на Архив МО СССР, ф.208, оп.2513, л.169, так что ежели кто доступ имеет пусть с сим документом сверит — Е. Т.]. Февральский план совсем не выполнялся. Из запланированных 316 вагонов на первую декаду не было получено ни одного. Из за отсутствия боеприпасов для реактивной артиллерии ее пришлось частично отводить в тыл [И опять Георгий Константинович ссылочку дает: Архив МО СССР, ф.208, оп.2513, л.210]. Вероятно трудно поверить, что нам приходилось устанавливать норму расхода боеприпасов 1–2 выстрела в сутки на орудие. И это, заметьте, в период наступления!» [Жуков, 5, т.2, с.243–244].
То есть царская армия под Горлицей еще кучеряво жила, коли могла расходовать по 5–10 выстрелов на орудие. Это в разы больше, чем мог себе позволить товарищ Жуков в контрнаступлении под Москвой. Зря Жуков сетует, что в это в период наступления. Да это очень большое счастье, что снарядный голод возник в период нашего наступления, когда Вермахт выдохся и замерз. В другой бы ситуации (наступление немцев) повторилось бы избиение младенцев как в 1915 году.
Интересно, а что по этому поводу думает наш Верховный Главнокомандующий? А наш Верховный Главнокомандующий шлет вот такое с позволенья сказать Директивное письмо от 10 января 1942 года:
«… У нас нередко бросают пехоту в наступление против оборонительной линии противника без артиллерии, без какой либо поддержки со стороны артиллерии, а потом жалуются, что пехота не идет против обороняющегося и окопавшегося противника. Понятно, что такое «наступление» не может дать желательного эффекта. Это не наступление, а преступление — преступление против Родины, против войск, вынужденных нести
Это означает во–первых, что артиллерия не может ограничиваться разовыми действиями в течении часа или двух часов перед наступлением, а должна наступать вместе с пехотой, должна вести огонь при небольших перерывах за все время наступления, пока не будет взломана оборонительная линия противника на всю ее глубину. Это означает, во вторых, что пехота должна наступать не после прекращения артиллерийского огня, как это имеет место при так называемой «артиллерийской подготовке», а вместе с наступлением артиллерией, под гром артиллерийского огня, под звуки артиллерийской музыки» [Жуков, 5, т.2, с.237 ссылка на Архив МО СССР, ф.132-А, оп.2642, д.41, л.75–81].
Чтобы писать подобное надо абсолютно не представлять ситуацию со снарядным снабжением собственной армии. О какой «артиллерийской музыке» можно говорить, ежели командующий фронтом устанавливает норму расхода 1–2 снаряда на орудие? Жуков с точки зрения Сталина занимается не наступлением, а преступлением, «преступлением против Родины, против войск, вынужденных нести бессмысленные жертвы». За преступления надо снимать с командования и судить! Но Жукова не снимают и не судят. Получается что Сталин или круглый идиот, или просто обманутый человек. Думает что боеприпасов хоть попой ешь, хоть артиллерийское наступление устраивай, хоть музыку артиллерийскую играй, а их на самом деле нет. Значит, кто–то товарища Сталина дурит. Причем дурить начали еще в финскую войну. Вот разговор на совещании, посвященном ее итогам.
«СТАЛИН. У вас на четыре месяца снарядов минимум.
ШТЕРН. Тов. Сталин, вам неправильно доложили.
СТАЛИН. Как доложили? Я же знаю, что на четыре месяца.
ШТЕРН. У нас другие цифры.
СТАЛИН. Может быть у вас нормы другие.
ШТЕРН. Нам уже больше полгода ни одного снаряда не везли, а вам, наверное, доложили, что план по снарядам выполнен» [8].
Такое не прощается, и вскоре за подобные слова товарищ Штерн поплатился головой. То есть не желает товарищ Сталин о снарядном голоде знать. А если узнает, то игнорирует.
«Г. К. Жуков в то время был уже командующим Западным фронтом. И естественно, жил тогда только его интересами. А как бедствовал этот фронт с боеприпасами в тяжелые первые месяцы войны — известно. Это, к глубокому сожалению, было горькой правдой. И вот под впечатлением очередных трудностей Жуков и прислал на мое имя довольно резкую телеграмму, в которой обвинял меня в мизерном обеспечении 82-мм и 120-мм минометов минами. Раздражение командующего фронтом было понятным. Но Г. К. Жуков, однако, не знал, что по установленному порядку телеграммы с заявками на вооружение и боеприпасы одновременно с адресатом рассылались по разметке как Верховному, так и ряду членов ГКО. И вот звонок Поскребышева. Еду в Кремль, готовый ко всему. Сталин, сухо поздоровавшись, спросил меня, знаком ли я с телеграммой Жукова. Я ответил утвердительно… И случилось непредвиденное. Верховный вдруг взял со стола телеграмму и… разорвал ее. Немного помедлив, сказал, что комфронтом Жуков просто не понимает обстановку, сложившуюся с боеприпасами. А она сложная. Ноябрь — самый низкий месяц по производству» [Яковлев, 17, с.72].
Вообще интересно сравнить показания начальника ГАУ (Главного Артиллерийское Управление) с официальными данными.
«Так, в 1938 году заводами оборонной промышленности было изготовлено всего лишь 12,3 тыс. орудий; в 1939 году — несколько больше, 17,3 тыс. В 1940 году снова произошло некоторое снижение, примерно до 15 тыс. За эти же годы было изготовлено соответственно 12,4 млн., 11,2 млн. и чуть больше 14 млн. снарядов всех калибров (данные даются без учета минометов и мин к ним). Как видим, мощности промышленности в довоенное время, особенно по боеприпасам, были таковы, что на полное удовлетворение всех наших потребностей рассчитывать, конечно же, не приходилось.