Вирус бессмертия (сборник)
Шрифт:
Злополучные послы направились к зданию Объединенных Наций, но сумели добраться только до южного конца Шестидесятой улицы. Здесь их встретила толпа. Стычка прошла с явным перевесом одной из сторон, и ученые из музея естественной истории были весьма огорчены: для исследований им осталось так мало материала.
Принц Зервашнай предпринял вторую попытку установить контакт, теперь с другим полушарием; но весть о пришельцах долетела туда быстрее кораблей флота Его Высочества. На этот раз послы были вооружены, и, прежде чем значительно превосходившие числом силы противника разбили их наголову, показали
На Земле никто не успел ничего ощутить: в двадцать минут все было кончено. Принц, повернувшись к советнику, произнес, с трудом сдерживая себя:
— Ну, вот и все. А теперь изволь объяснить мне причину неудачи.
Потрясенный Сиджиснин II с силой переплел дюжину гибких пальцев. Полная дезинфекция целой планеты — всегда скорбное зрелище, а ученому тем более трудно смириться с потерей такого редкостного образца цивилизации. Но еще больше его огорчал крах собственных теорий, а заодно и репутации.
— Я просто не в состоянии понять их, — сокрушался он. — Конечно, расы, находящиеся на таком низком уровне развития культуры, часто бывают подозрительными: их охватывает паника, когда происходит первый контакт. Но ведь люди никогда прежде не встречались с инопланетянами; у них не могло быть причин относиться к нам враждебно.
— Враждебно? Да они сущие дьяволы! Безумцы! — Принц повернулся к капитану, существу вроде мотка шерсти на трех спицах. — Флот собран?
— Так точно, Ваше Высочество.
— Возвращаемся на Базу. Скорость экономическая. Жаль. Гнетущее зрелище.
А на мертвой Земле со стен и заборов тысячи афиш все еще безмолвно кричали об опасности. Злобные паукообразные призраки, изображенные на них в виде ливня, низвергавшегося с небес, не имели ничего общего с принцем Зервашнаем. Не будь у него четырех глаз, он был бы точь-в-точь панда, только с пурпурным мехом. Кроме того, он прибыл не с Сириуса, а с Ригеля. Он был не такой, как в кино, но разбираться в этом было слишком поздно.
Роберт Силверберг
Наказание
И вот меня признали виновным и приговорили к невидимости сроком на один год, считая с одиннадцатого мая 2104 года Милосердия, и отвели в темный подвал суда, чтобы поставить клеймо на лбу.
Работу выполняли два мерзавца, находящихся на государственной службе. Один швырнул меня в кресло, а второй приготовил клеймо.
— Будет совсем не больно, — заявил этот орангутанг с квадратной челюстью и прижал клеймо к моему лбу. Я почувствовал холодное прикосновение — и только.
— А что теперь? — спросил я.
Но ответа не последовало, и они вышли, не проронив ни слова. Дверь осталась открытой. Я был волен выбирать — уйти или остаться гнить
Но не надо понимать мою невидимость буквально. Я вовсе не стал прозрачен. Люди могли видеть меня, но они не должны были видеть меня.
Абсурдное наказание? Но ведь и мое преступление было абсурдным. Обвинение в гордыне. Отказ открыть душу своему товарищу. Я нарушал закон четыре раза. Это каралось превращением в невидимку на год. Иск был принят, приговор вынесен, клеймо поставлено.
Я стал Невидимкой.
Я отправился туда, в мир доброты.
Там только что прошел полуденный дождь. Улицы высыхали, и вокруг стоял запах зелени, доносящийся из Висячих Садов. Мужчины и женщины спешили по своим делам. Я шел среди них, но никто даже не повернул головы в мою сторону.
Разговор с Невидимкой карается невидимостью на срок от месяца до года в зависимости от смягчающих обстоятельств. На том все и держалось. Интересно, насколько твердо выполняется этот закон, думал я.
Вскоре я узнал.
Я вошел в лифт и поднялся по спирали вверх, к ближайшему из Висячих Садов. Это был Одиннадцатый Сад, где росли кактусы, чьи искривленные, причудливые формы очень соответствовали моему настроению. Доехав до остановки, я подошел к кассе за жетоном. Там сидела одутловатая женщина с пустыми глазами.
Я протянул монету. Что-то вроде испуга блеснуло в ее глазах и тотчас погасло.
— Один жетон, — сказал я.
Нет ответа. Люди становились за мной. Я повторил свою просьбу. Кассирша сперва растерялась, потом выглянула из-за моего плеча. Чья-то рука протянулась надо мной, и рядом с моей монетой легла еще одна. Кассирша взяла монету и протянула жетон. Человек взял жетон, опустил его в щель автомата и прошел в сад.
— Дайте мне жетон! — решительно потребовал я.
Меня оттолкнули. Никто не извинился. Я начинал понимать, что означала моя невидимость. Со мной обходились так, словно меня действительно не замечали.
Но во всем есть свои преимущества. Я зашел с заднего хода в кассу и взял жетон, не заплатив. Я был невидим, и никто не мог остановить меня. Опустив жетон в щель автомата, я прошел в сад.
Кактусы действовали мне на нервы. Меня охватила неожиданная злоба, и желание остаться в саду пропало. По дороге обратно я уколол палец о колючку кактуса — пошла кровь. Хоть кактус признавал мое существование. Да и то ради крови.
Я вернулся домой. Мои книги ожидали меня, но читать не хотелось. Я вытянулся на кровати, стараясь побороть охватившую меня странную усталость. Я размышлял о своей невидимости.
Не так уж все страшно, говорил я себе. Я всегда был независим от общества. Ведь и приговорили меня прежде всего за гордость по отношению к себе подобному. Так что мне до других людей? Плевать мне на них!
Даже отдохну. Впереди целый год, свободный от всякой работы. Невидимки не работают. Кто пойдет на осмотр к невидимому врачу или наймет на работу невидимого клерка? Работать не придется. Получать, правда, тоже. Но домовладельцы не взимают платы с Невидимок. Невидимки могут пройти куда хотят, не заплатив. Я только что прошел так в Висячие Сады.