Вирус бессмертия (сборник)
Шрифт:
— Не вполне англосаксонское, — пробурчал Бранд. И добавил: — Но в этом нет ничего, что можно было бы инкриминировать ему.
— Да, конечно, — вздохнул Квинси. — Он выглядел явно несчастным.
— Признайтесь, лейтенант, — сказал Бранд, — вас, должно быть, что-то беспокоит. Какая-то теория, какой-то «пунктик». Что?
Квинси нахмурился. Его светлые брови сомкнулись, а губы сжались.
— Этот человек русский…
— Он не русский, — возразил Бранд. — Он — американец в третьем поколении.
— Я имею в виду фамилию.
Лицо Бранда утратило
— Нет, лейтенант, вы ошибаетесь. Это польская фамилия.
Квинси нетерпеливо выбросил вперед руку с растопыренными пальцами.
— Это одно и то же.
Бранд, девичья фамилия матери которого была Вишевска, огрызнулся:
— Не говорите этого поляку, лейтенант. — Затем произнес более задумчиво: — Так же, как и русскому, я полагаю.
— То, что я пытаюсь выразить, сэр, — сказал лейтенант, покраснев, — заключено в простой истине: и поляки, и русские по ту сторону Занавеса.
— Это общеизвестно.
— Зебатинский или Себатинский может иметь там родственников.
— Он — третье поколение. Я предполагаю, что у него могли быть там троюродные братья или сестры. Но что из этого?
— Само по себе это не имеет никакого значения. Многие могут иметь там дальних родственников. Но Зебатинский изменил фамилию.
— Продолжайте.
— Он пытается отвлечь внимание. Возможно, троюродный родственник с той стороны становится слишком знаменитым, и наш Зебатинский боится, что это родство испортит его шансы на успех.
— Изменение фамилии не принесет никакой пользы. Он тем не менее останется родственником.
— Конечно, но у него исчезнет ощущение, что это родство бросается нам в глаза.
— А вы слышали что-нибудь о каком-то Зебатинском по ту сторону?
— Нет, сэр.
— В таком случае он не может быть слишком знаменитым. Как же наш Зебатинский узнал о нем?
— Через родственников. К тому же он ядерный физик.
Бранд снова методично посмотрел досье.
— Это ужасно шатко, лейтенант. И настолько беспочвенно, что совершенно неуловимо.
— Но я не вижу другого объяснения перемене буквы в фамилии Зебатинского.
— Я тоже.
— В таком случае я полагаю, сэр, мы должны расследовать дело, проследить за всеми людьми, именуемыми «Зебатинский» по ту сторону, и посмотреть, сможем ли мы обнаружить связь. — Голос лейтенанта немного усилился, ему в голову пришла новая мысль: «Он мог изменить свою фамилию, желая отвлечь внимание от родственников, защитить их таким образом».
— А делает он как раз обратное.
— Видимо, не осознает этого, но стремление охранить их могло быть мотивом его поведения.
Бранд вздохнул.
— Хорошо, мы закинем удочку на Зебатинского. Но если ничего не обнаружится, прекратим дело. Оставьте папку у меня.
Когда информация наконец поступила к Бранду, он имел полные сведения о Зебатинском и его однофамильцах. «Что за чертовщина!» — удивился он, пробежав список. Семнадцать биографий семнадцати русских и польских граждан представила разведка.
Начинался список с американцев. Маршалл
Все семнадцать русских и польских граждан, носивших фамилию Зебатинский, были потомками людей, которые сотни лет назад жили в Белостоке или его окрестностях. Предположительно они могли быть родственниками, но это не было точно установлено в каждом отдельном случае. (Демографическая статистика в период после I мировой войны велась в Восточной Европе плохо, если вообще существовала).
Бранд просмотрел досье на Зебатинских, мужчин и женщин (забавляясь, как основательно разведка выполнила эту работу; возможно, только русская была такой же дотошной) и выбрал одно. Отложил папку в сторону. Снял телефонную трубку и набрал номер доктора Поля Кристофа из Комитета Атомной Энергии.
Доктор Кристоф выслушал Бранда с каменным выражением лица. Время от времени он поднимал мизинец, чтобы слегка прикоснуться к носу, имеющему форму луковицы, и смахнуть несуществующую соринку. У него были редеющие серо-стальные и коротко подстриженные волосы. С таким же успехом он мог быть и лысым.
— Нет, я никогда не слышал ни о каком русском Зебатинском, — сказал Кристоф. — Как не слышал и ни о каком американском…
Бранд почесал пробор в волосах над виском и медленно произнес:
— Ну, я не думаю, что здесь что-то кроется, но мне бы не хотелось прекратить расследование слишком поспешно. Тот факт, что один из русских, Михаил Андреевич Зебатинский, является ядерным физиком, уже настораживает. Вы уверены, что никогда не слышали о нем?
— Михаил Андреевич Зебатинский? Нет, не слышал. Но это еще ничего не доказывает.
— В том то и дело. Понимаете, один Зебатинский тут, другой там, оба специалисты в ядерной физике, и тот, что здесь, неожиданно меняет свою фамилию на Себатинский. И не просто меняет, требует исправления во всех документах буквы «З» на букву «С». Повторяет одно и то же: «Произносите мою фамилию с буквы «С». И другая примечательная вещь: русский Зебатинский исчез из поля зрения как раз около года назад.
Доктор Кристоф сказал бесстрастно:
— Умер…
— Может быть. Но вряд ли русские дадут умереть ядерному физику. Тут, видимо, другая причина, и не мне открывать ее вам.
— Срочные исследования, сверхсекретные, — догадался Кристоф.
— Вот именно.
— Дайте мне это досье.
Доктор Кристоф потянулся за листом бумаги и прочел его дважды. Потом сказал:
— Я проверю все по Ядерному бюллетеню.
Материалы Ядерного бюллетеня помещались у той же стены, что и научные исследования доктора Кристофа. Аккуратные маленькие ящики были заполнены прямоугольниками микрофильмов.