Вирус любви
Шрифт:
– Нормально. А что у вас?
– Здесь снега нет. Тепло. Что в классе?
– Все то же. Наумова с Янчиком поругались.
– Понятно.
Пауза.
– Скоро вернешься?
– Отец говорит, что через неделю станет ясно. А пока они меня в местную школу записали.
– И как там?
– Скучно.
Пауза.
– Он тебя хотя бы проводил?
– Да! Ты представляешь, я ему рыбок отдала. Ты узнай, как там они! Пусть не обижает! Я за ними вернусь.
– Обязательно узнаю.
Пауза.
– Ну, ты звони!
– И ты звони!
Было слышно, как на том конце провода положили трубку на что-то жесткое, простучали шаги, потом что-то упало, и связь прервалась. Больше Лера не звонила. Хотя Репина честно выполнила задание.
На одной из перемен она подошла к Быковскому и, мучительно краснея, спросила, как поживают отданные ему на сохранение золотые рыбки.
– Рыбки, рыбки, – внезапно пропел Павел и улыбнулся.
Репина почувствовала, как у нее вспотели ладони. От этой улыбки она начала медленно таять.
Ну, почему? Почему он не обращает внимания на нее? Почему он думает только о Гараевой?
– Пашенька, – промурлыкал рядом чей-то голос.
Как в замедленном кино, Ася сначала увидела появившуюся под локтем Быковского белую ладонь, потом над его плечом выступило лицо, и во всей своей красе нарисовалась Лиза Курбаленко.
– О чем говорим? – спросила Лиза, снисходительно поглядывая на Асю. В этом взгляде читалось и то, что Репина из другого класса, и то, что она рядом с красивой Курбаленко – просто пигалица, и то, что ее здесь вообще не должно быть.
Видимо, у Аси заметно вытянулось лицо, потому что Лиза рассмеялась.
– Ну, чего тебе? – грубо поинтересовалась она у Репиной.
Павел тоже поначалу улыбался, а потом вдруг стал серьезным и посмотрел в сторону.
– Ты передай ей, что все хорошо, – заговорил он так, словно находился не здесь и не сейчас. – А еще скажи, что я позвоню. Обязательно позвоню. У тебя есть ее телефон?
Телефона у Аси не было. Она развела руками, собираясь сказать, что скоро Лера позвонит сама и тогда обязательно оставит номер телефона. Но объясниться ей не дали.
– Ой, ну пойдем уже, – потянула Курбаленко Быковского в сторону.
Они уходили. Ася смотрела им в спину, и вот в этот-то момент в ней и родилось вселенское раздражение. На себя, на мир и, конечно же, на Павла Быковского.
Как он мог? Нет, ну как он мог? Лера только-только уехала, а он уже ходит с другой! И это называется любовь? Или он ее уже разлюбил? Но разве так бывает? Еще вчера говорил: «Жить без тебя не могу», а сегодня забыл? Любовь – это же не на дни и не на часы. Это навечно! Иначе никакая это не любовь, а сплошной обман.
Быковский с Курбаленко ушли, а Репина все стояла и стояла. В голове ее рождалась длинная речь, которую она непременно выскажет Гараевой, как только та позвонит. Она скажет все, что думает о Павле и вообще обо всех мужиках, вместе взятых. Она откроет Лере глаза на ее глупые мечты.
Так Репина простояла бы всю оставшуюся жизнь, если бы ее не толкнул кто-то из проходивших мимо – перемена,
Незаметно для себя Ася заплакала. От обиды, что все так вышло; а ее надежды на то, что после отъезда подруги Павел обратит внимание на нее, не оправдались. И что вообще все плохо, даже не в масштабах города или страны, а в масштабах Вселенной.
С тех пор прошла неделя. Репина и сама не заметила, как стала хуже учиться, отвечать на вопросы невпопад, являя собой еще больший пример тормоза, чем толстая Светка Царькова, которая вечно «ловила вафли», а потом лезла ко всем с вопросами: «Что произошло?» да «Кто это сделал?».
Класс жил дальше своей жизнью, совершенно не замечая, что рядом ломается судьба и чей-то поезд бытия летит под откос.
– А вы видели, в какой шубе сегодня пришла Алевтина? – Наташку Жеребцову настолько распирало это сообщение, что она даже в класс войти не успела. Так и остановилась на пороге. – Вот в такущей! – Она развела руками, пытаясь показать объем верхней одежды завуча Алевтины Петровны. – Еле в дверь протиснулась. Все беспокоилась, что заденет ею за гвоздь. Вокруг нее математик так и увивался.
– Ой, красивая, наверное, – сложила на груди ладони Светка Царькова.
– Да какая красивая! – Жеребцова бросила сумку на парту. – Уродливее не придумаешь!
– Шуба? – ахнула Царькова, в представлении которой подобная верхняя одежда просто не могла быть некрасивой.
– Ты что, шубы вблизи не видела? – недовольно фыркнула Юлька Наумова, Наташкина подружка.
– А ты видела? – раздался насмешливый голос.
В классе все сразу замолчали, потому что начиналась главная потеха – бой между белобрысой Юлькой Наумовой и чернявым Янчиком Константиновым. Ян никогда не упускал случая поддеть Юльку, Наумова тоже не давала своему противнику скучать. Споры и крики между ними вспыхивали постоянно.
– Представь себе! – бросила в его сторону Юлька.
– Я просто вижу эти шубы, – скривил лицо Янчик. – Вот такие. – Он показал длину чуть ниже спины. – И вот такие. – Он распахнул отвороты пиджака и манерно запрокинул голову.
– Ага, ага! – поддакнул его сосед по парте Майкл Махота. – И вот такие! – Он наклонился, забрасывая полу пиджака на спину, намекая на то, что самая важная часть тела, та, что находится ниже спины, выше ног, должна быть оголена.
– Ой! – ловко перевела разговор Жеребцова. – А ты-то в чем ходишь? В бомжатнике?
Бомжатником у них в классе называлась серая невзрачная куртка, а еще проще – короткая искусственная шуба.
– Ага, – весело прищурился Майкл. – В последней модели.
– От Кардье небось, – хихикнула Юлька.
– От него самого! – выкрикнул Константинов. – Гляди, Наумова иностранные слова запоминать начала. Долго учила? Все этикетки в магазине прочитала?
Наумова стремительно покраснела. Так краснеть умеют только обладатели рыжих шевелюр или люди с очень светлыми волосами, к коим Юлька и принадлежала.