Вирус самоубийства

Игомонова Ольга

Выйдя на улицу, Антонина вспомнила, что сегодня она без машины. В театр она приехала вместе с Игорем, в его автомобиле, и возвращаться домой они тоже собирались вместе.

Антонина медленно побрела к метро, не замечая дороги и не обращая внимания на прохожих. Метель, которая началась еще днем, к вечеру разбушевалась не на шутку. Резкий ветер кружил в морозном воздухе вихри колючих снежинок, и они таяли на лице девушки, разбавляя водой текущие по ее щекам горько-соленые слезы.

* * *

Как ей удалось добраться до дома, Антонина не помнила. Всю дорогу она

чувствовала себя, как во сне. Метро, пригородная электричка, маршрутка… Девушка пришла в себя только у дверей собственной квартиры, куда ее привел внутренний автопилот. Окоченевшими от холода руками она открыла дверь, вошла домой, сняла пальто. Затем, не зажигая света, прошла на кухню и села на табуретку. Время от времени звонил мобильный телефон, но девушка не реагировала: сейчас ей не хотелось разговаривать ни с кем.

На полу мерцали отблески уличных фонарей, пробивавшиеся сквозь тонкую дневную штору. От вазы с фруктами, стоявшей на столе, шел легкий цитрусовый аромат. В воздухе витал знакомый запах мужского одеколона, которым пользовался Игорь. У соседей за стеной бубнил телевизор, из квартиры сверху доносился шум пылесоса. Праздники подошли к концу, и люди готовились к очередной рабочей неделе.

Домашняя обстановка действовала успокаивающе. Просидев некоторое время неподвижно, Антонина включила свет. Как бы то ни было, жизнь продолжается.

Она переоделась в футболку и старые джинсы, умылась и поставила чайник.

Глава 71. Рождественская ночь

Игорь Борисович вернулся из театра уже после полуночи. К этому времени Антонине уже удалось взять себя в руки и немного успокоиться. Увидев, что с девушкой все в порядке, он радостно расцеловал ее и засыпал вопросами:

— Антон, как хорошо, что ты уже дома! Я тебе звонил — почему ты не отвечала? Я так волновался! Я боялся, что с тобой что-то случилось! Как ты сюда добралась без машины?

— Все нормально. Я приехала на электричке. Это не так уж далеко, и электрички ходят часто.

— Жалко, что ты не осталась. Концерт был просто замечательный. Наши молодые актеры приготовили очень смешной номер — пародию на репетицию. Меня изобразили в виде этакого монстра, который вечно всем недоволен. Одним словом, выставили меня, старика, перед публикой в самом неприглядном свете. Но талантливые, черти! Даже я смеялся, а публика хохотала до слез. И когда они только успели все это сочинить и отрепетировать? Так что ты зря ушла.

— Как же я могла остаться, когда меня практически назвали убийцей? Неужели актеры и в самом деле думают, что в этих самоубийствах есть моя вина? Проклятье трефовой дамы! Как только им в голову могло такое прийти? Во-первых, никакая я не дама. И никакая я не трефовая. Это моя фамилия, а фамилию не выбирают. И нет никакого проклятья, это просто трагическое стечение обстоятельств. Причем тут я? Разве я виновата, что у этих несчастных людей что-то в жизни сложилось не так?

— Брось, Антон, нельзя так серьезно воспринимать все, что болтают актеры! Они же слабые, безвольные и зависимые люди! Актеры — это вообще никто! Они зависят от всего: от меня, потому что я даю им работу и распределяю роли, от репертуара, который я для них выбираю, от зрителей,

которым может не понравиться их игра, и они перестанут ходить на спектакли. Они зависят от экономической ситуации в стране, потому что если у людей не будет денег на билеты в театр, актеры останутся без работы. Они даже от самих себя зависят и ничего не могут с этим поделать!

— Как это?

— А так! Вот, например, играет актриса какую-нибудь роль молоденькой девушки, играет год, другой, пятый… И вдруг в один прекрасный день я вижу, что ее пора заменить. Не потому, что она стала хуже играть, нет! Просто в двадцать пять лет актриса еще может играть наивную девочку, но когда ей исполнится сорок или хотя бы тридцать пять, это уже невозможно. Тут любой грим уже бессилен. У нее фигура взрослой женщины, и руки тоже, и взгляд уже не такой наивный, и голос прокуренный… Отсюда и наигрыш, а иначе говоря — ложь. Зритель не верит и чувствует, что его надувают. А этого никто не прощает, никто! И зрители — не дураки. Они готовы принять сценическое перевоплощение и поверить в магию, но не в обман. Поэтому я просто вынужден вводить на эту роль молодую актрису, а старая, естественно, обижается. В результате скандалы, интриги, сплетни. Так что актеры зависят даже от самих себя, вернее, от своего возраста.

— Но с возрастом ничего не поделаешь, это все понимают.

— Понимают, но признавать не хотят. Но дело может быть и не только в возрасте. Вот, например, пару лет назад у нас был один актер, настоящий герой-любовник: высокий, стройный, симпатичный, и играл хорошо. Публика его любила, девчонки цветы дарили и после спектакля поджидали у выхода из театра. Его на лето даже в океанский круиз пригласили, публику развлекать. А когда он осенью вернулся из этого круиза, я так и ахнул: наш герой поправился килограммов на тридцать, брюхо выросло огромное, а волосы на голове заметно поредели. Оказывается, круиз был организован по принципу «все включено», иначе говоря, вся выпивка бесплатно. Вот он все лето и налегал на дармовое пиво и закуски.

— И что?

— Я подвел его к зеркалу и спросил: кто может влюбиться в такого героя? Он бил себя в грудь и клялся, что похудеет. А у нас уже через неделю открытие сезона, и все билеты проданы на месяц вперед! Пришлось во все спектакли вводить вместо него других актеров. Он мог вообще без работы остаться, но я предложил ему поиграть пару возрастных ролей во втором составе, пока не похудеет. И что ты думаешь? Он так на меня обиделся, что ушел из театра! Думал, что он такой великий актер, что его куда угодно примут с распростертыми объятиями.

— И как, приняли его?

— Смеешься? Таких растолстевших героев-любовников в каждом театре своих полно! За полгода он обошел в поисках работы все московские театры и антрепризы, но так никуда и не пристроился. Потом пришел ко мне, извинялся, бил себя в грудь и даже плакал, снова обещал похудеть. Очень хотел, чтобы я его взял обратно.

— И ты его не взял?

— Нет, конечно!

— А где он сейчас?

— Я точно не знаю. Говорят, что он работает в каком-то детском клубе руководителем драмкружка. И еще говорят, что он не только не похудел, но и еще больше растолстел. Пьет, наверное, а с этого не похудеешь.