Вирус «В»-13. Тайна белого пятна
Шрифт:
Затем просунула ремень от сумки ему под мышки и потянула Липатова к выходу из тоннеля.
Уровень воды в устье речки Черной был сейчас ниже, чем в прошлом году. Зина, наконец, выбралась из-под скал, скрывающих начало подземного потока. Яркие солнечные лучи обожгли ее глаза.
Придерживая Липатова, она стояла по пояс в воде, закрыв ладонью лицо. Наконец, за слепящим маревом цвета расплавленной стали она разглядела темные уступы каменистого берега, сочную зелень травы.
У самой воды лежал мешок с едой, который успел вынести Липатов. К мешку прицеплена веревка, свернутая
Зина с трудом втащила Липатова на берег. Он по-прежнему был без сознания. Тогда она приволокла сюда и мешок, отрезала ножом два куска от веревки и старательно связала Липатову руки за спиной и ноги.
И только тогда, уставшая, присела на траву и огляделась вокруг.
Теплый ветерок шевелил листья берез. Неподалеку в кустах боярышника звонко попискивала какая-то серая птичка, похожая на московского воробья. За каменистым мысом блестела полоса реки, на которой где-то ниже по течению, в двухстах километрах — всего сутки пути! — лежал поселок Таежный.
Мокрая, грязная, измученная, она сидела и смотрела на реку, на деревья, на солнце. Похудевшими пальцами смахивала со щек невольные слезы.
В это время Липатов застонал и повернулся на спину.
Часть десятая
ПОРОГ
Сказка еще не закончилась…
Приподняв голову, Липатов некоторое время разглядывал Зину с таким недоумением, как будто она вернулась с того света. Потом увидел висевшую на запястье скобу от лодки и понял.
— Идиот! — И поднялся рывком. — Где полено?
Зина не ответила.
— Так… все понятно, — заключил он устало и усмехнулся, как обычно: тяжело и угрюмо. — Зачем вы притащили меня сюда? Что вы хотите со мной делать?
Зина выдернула клок травы и отбросила его в сторону.
— Я хочу с вами поговорить.
— Нам не о чем говорить, — отрубил Липатов. — Зря будете терять время. Вам проще всего спихнуть меня в реку.
— Это я еще успею сделать, — в тон ему заявила Зина.
— Вот как! — Липатов улыбнулся. — А вы молодец.
Я все больше и больше уважаю вас… Плохо только одно: вы здорово ошибаетесь, если думаете, что из нашего разговора получится какой-нибудь толк.
— Кто знает, — возразила Зина. — Вы же сумели меня уговорить, помните?
— Помню. Но я вас не уговаривал. Я просто поставил вас перед необходимостью.
— Вот и я вас поставлю перед необходимостью.
— Не сможете, — заявил Липатов. — Для меня больше нет необходимости. Вы забыли наш уговор и выбросили полено.
— Я не выбрасывала. Вы уронили его, когда… когда я вас ударила. Полено унесло течением. Мешок с вещами тоже унесло. Мне удалось удержать только вас.
— Вы бы лучше выручали мешок. Он был бы вам полезнее.
— Согласна. Но вы были для меня важнее.
— Что-то я плохо понимаю.
— Вот это я и хочу вам объяснить, — Зина передвинула кольцо наручников, чтобы оно не врезалось в запястье. — Я собираюсь привезти вас на рудник.
— Вот теперь понимаю, — насмешливо перебил ее Липатов. — Можете дальше не продолжать. Вы хотите, чтобы
— Как вам не стыдно! — возмутилась Зина. — Никто вас не будет пытать. Вашего агента мы найдем и без вас. Я не об этом хочу говорить.
— Тогда о чем же еще?… Может быть, вам неприятно убийство и вы хотите, чтобы меня расстреляли на законном основании, как шпиона?
— Вас будут судить на законном основании, — поправила Зина. — Но вас могут и не расстрелять.
— Ага! Вы считаете, я раскаюсь и все такое… Напрасно думаете. Выслушайте меня. Я не стал бы разговаривать ни с кем другим. Но вас я уважаю за преданность своей стране… А я… я ненавижу вашу страну и никогда не помирюсь с ней.
— Но почему? — горячо вырвалось у Зины. — Что сделала вам моя страна? За что вы так ненавидите ее, ведь здесь родились ваша мать и ваш отец.
— Да! — мрачно согласился Липатов. — Здесь родился мой отец. Но здесь же его и расстреляли.
— За что?
— Во время войны он попал в немецкий концлагерь. После освобождения вашими войсками стал работать в вашей стране. Но он скрыл, что у него за границей осталась семья. Он боялся. За это его арестовали и расстреляли как шпиона.
— Липатов, его не могли за это расстрелять.
— Я сам читал фотокопию ордера на его арест. Его арестовали и заставили признаться в преступлениях, которые он не совершал. Молчите!… Его расстреляли как шпиона, а он был честный человек… После его смерти наша семья осталась без поддержки. Мать заболела, сестра была еще мала… даже для улицы. Мне пришлось бросить школу. Я торговал газетами, просил милостыню… да что я вам рассказываю, когда вы никогда не сможете представить, что значит — просить милостыню… Я хорошо говорил по-русски. Нашлись люди, которым это пригодилось. Они устроили меня в школу диверсантов. Я согласился. У меня не было другого пути. Там-то мне и рассказали, как умер мой отец и кому я обязан всеми своими несчастиями. А вы хотите, чтобы я уважал вашу страну! Довольно! — оборвал он Зину, которая собиралась ему возразить. — Не говорите больше ничего. Принесите мне лучше напиться… Ну, что ж вы колеблетесь? Размышляете, стоит ли меня напоить?
Зина, помедлив, достала из сумки дневник. Вырвала чистую страницу.
— Я думала о том, как вам принести воды, — сдержанно заметила она. — Мешок уплыл, у нас нет ни котелков, ни кружек.
Она сделала из бумаги фунтик, спустилась к берегу.
Ей пришлось сходить несколько раз, прежде чем Липатов напился.
— Спасибо, — сказал он. — Подумать, сколько я доставил вам беспокойства, — добавил он, с грустным сочувствием глядя на нее. — Ну, ничего. Вы скоро избавитесь от меня и от всех хлопот, связанных со мной… Что вы так смотрите? Неужели вы думали, я соглашусь, чтобы меня вели, как бычка на веревочке… Знаете что, сядьте вот здесь, напротив, чтобы я смог видеть вас. Посидим мирно несколько минут. Мы столько часов провели вместе. Я не в обиде на вас. Видит бог, я старался относиться к вам лучше, чем это было можно в моем положении.