Вирус зла
Шрифт:
Еще порядка двух часов аномальная зона, теперь уже бывшая, излучала всякие странные и экзотические потоки энергий, поля и частицы, и лишь потом окончательно успокоилась, затянувшись объемом нормального пространства.
– Здесь непременно необходимо установить научную станцию, - затараторил Степан Галактионович, выбираясь из кокон-кресла и массируя кисти рук.
– Только представьте себе, какие здесь будут эффекты, какие эксперименты можно будет ставить. Ни одного другого подобного места в космосе больше нет, а воссоздание такого обширного участка пространства с такими свойствами физического вакуума потребует от человека невероятных затрат и усилий.
–
– Благодарите Бога, что мы выжили.
– Я лучше не Бога буду благодарить, а вашего сына. Если бы ни его светлая голова, биться бы нам над этой проблемой еще очень много времени.
В течение минуты Стражи доложили о своем состоянии и выстроились в линию, один рядом с другим.
– Последняя просьба надоедливого академика, - обратился ко всем Степан Галактионович.
– Прежде чем мы покинем сие прелюбопытнейшее место, я хотел бы взять на борт несколько необычных образцов, для скорейшего их изучения.
Федор Матвеевич, впрочем, как и остальные капитаны Стражей, посмотрели на него с негодованием и затаенным чувством злости.
– Вы считаете, что это в данный момент уместно?
– Это уместно всегда!
– немедленно парировал академик, даже не обратив внимания на не очень дружелюбный тон заданного ему вопроса.
– Наука - это единственное, что помогало нам выжить до сих пор. Как вы не понимаете, что лишних знаний никогда не бывает, а в борьбе против нашего Противника может понадобиться все без исключения... Так что не мешайте мне работать! Вы свою часть миссии выполнили, защитили галактику от распространения вглубь нее зоны трансформированного вакуума, теперь дайте поработать мне.
Обстановка опять грозила сорваться в неуправляемое пике споров и словесных перепалок, однако этого не допустил Виктор.
– Что за образец Вы хотите взять на борт, Степан Галактионович?
– спросил параморф, не глядя на остальных членов экипажей.
– Всего лишь фрагменты материализованных суперплоскостей и суперструн.
Виктор улыбнулся одними губами, отчего академик, взглянув на него, немножко подался назад.
– Вы хотя бы примерно представляете их вес?
– Я-то как раз представляю это лучше чем Вы, дорогой мой Виктор Федорович, но, во-первых, я буду выбирать из всех осколков самый маленький, во-вторых, силовая установка паракрейсера позволяет дотащить и всю струну целиком.
– То есть, вы утверждаете, что десятиметровый обломок струны, массой с гору Олимп, не окажет никакого влияния на наше движение даже во время прыжка?
– Ну... не то чтобы совсем никакого, - замялся профессор, - десять метров, пожалуй, конечно, окажут, но мне то нужно всего несколько сантиметров, и не больше.
Виктор раздумывать не стал. Такой мощный интеллект, каким обладал академик не должен был простаивать ни секунды, а изучение столь экзотических объектов, как осколки суперструн, могло не только увлечь его на многие дни, но, самое главное, принести в конечном счете реальную пользу.
– Выбирайте любой, их тут полно летает, только не очень долго. Чувствую, что скоро вновь понадобится наша помощь.
Академик благодарно посмотрел на Гагарина-младшего, быстро кивнул ему, видимо поблагодарив, - и устремился к кокон-креслу.
Вся операция по сбору экзотических образцов материи продолжалась не более получаса. "Илья Муромец" подобно гордому левиафану плыл среди многочисленных обломков всевозможных причудливых форм, которые все вместе уже начали образовывать единую
Каких только фрагментов здесь не было. Одни осколки напоминали ровные, гладкие, как после специальной обработки, длинные и не очень шесты диаметром от нескольких миллиметров до пяти-шести сантиметров, другие по форме больше походили на листы метала, только размеры их порой достигали нескольких футбольных полей, а масса некоторых образцов доходила до четверти массы луны. Встречались и вовсе экзотические ни с чем не сравнимые по своему виду.
– Видите этот фрагмент, похожий на небольшой застывший коралловый риф?
– обратил внимание членов экипажа Самсонов, указывая им на дивную фигуру переплетающихся между собой параболоидов, торов, полусфер и многогранников.
– Если с суперплоскостями и суперструнами все понятно, то вот этот экземпляр представляет собой материализацию пространства с нецелочисленной топологией в нашем реальном геометрическом трехмерье. Удивительно, правда?
Восхищения академика в который уже раз остались без ответа.
– Ага, - воскликнул Степан Галактионович, - вот эти два подойдут.
Виктор пристальней взглянул на осколки, указанные академиком. Один из них представлял собой срезанный наискось параллелепипед какого-то странного матово-розового материала размерами с небольшой листок бумаги и толщиной в несколько миллиметров, второй был похож на длинную, сантиметров сорок и очень тонкую, едва заметную глазу серебряную нить. Два объекта вращались вокруг общего центра тяжести, уже, очевидно, успев образовать между собой гравитационно-зависимую систему.
Спустя пару секунд вокруг них был образован силовой каркас полей, напоминавших авоську, которая плавно затащила на борт "Ильи Муромца" необходимые образцы.
– Вы довольны?
– поинтересовался Виктор у едва ли не прыгавшего от радости Степана Галактионовича.
– Более чем!
– Тогда нам пора. Рассчитай прыжок в Солнечную систему, - обратился он к инкому Стража, - но будь при этом в зеркальном состоянии.
Федор Матвеевич недоуменно глянул на него, и Виктор поспешил объясниться.
– Чувствует мое сердце, что на Земле не все так спокойно, поэтому обычный режим маскировки неприменим. Возможно, нам сразу придется вступить в бой, кто знает, поэтому я бы предпочел перестраховаться.
Возражений не последовало.
***
Острые как иглы, белые шпили башен орбитальных лифтов сверкали на Солнце серебристыми переливами, создавая у всех землян впечатление шнуров, разрезавших небо от самого его основания до макушки. Особенно ярко такой эффект проявлялся в близи гигантских платформ оснований лифтов, которые, порой, достигали пяти-десяти километров в поперечнике. Пролетая на левапе в десяти-пятнадцати километрах от чаши-основания и задирая голову вверх, где лазурная глубина, казавшаяся до этого несокрушимым монолитом, разрубалась ровной, тонкой, чем-то напоминавшей срез от меча, струной лифта, начинало казаться, что эти исполины инженерно-архитектурной мысли человечества будут стоять вечно, являясь памятниками самим себе.