Вирусы не отстирываются
Шрифт:
Глава тринадцатая,
— Перед Его Необозримостью вести себя культурно, — предупредил неопрятный толстяк, ведя пленников по коридорам космопорта к выходу на улицу. Сзади топали солдаты. — Его Необозримость не выносит хамства.
— А почему вы его называете Необозримостью? — спросил Удалов.
— Во-первых, из уважения к его уму и талантам, — ответил толстяк. —
— Не может быть! — подобострастно воскликнул кузнечик.
— И он продолжает расти, — добавил толстяк.
Полдороги они проехали в старом, открытом автомобиле, но на одном из поворотов двигатель заглох, и завести его не удалось. Шофер лениво копался в моторе, потом задремал на дороге, а когда солдаты принялись его лупить, микроб, который жил в шофере, потребовал прекратить избиение, что от этого в теле шофера возникала неприятная для микроба вибрация.
Пришлось вылезать из машины и идти дальше пешком, что было нелегко, так как с улиц давно уж никто не убирал сор и отбросы. На одном из перекрестков пришлось остановиться. По улице медленно двигалась демонстрация. Демонстрация состояла из нескольких сот кое-как одетых и полуодетых женщин в цветочных венках и гирляндах, которые несли коряво написанные плакаты и лозунги. Кое-какие из них Удалов запомнил:
«Мой микроб всегда со мной». «Ни шагу без микроба». «Порадуем хозяев повышенной рождаемостью!». Многие несли круглые щиты с тремя буквами «П». Буквы по-разному располагались на щитах.
— Что это значит? — спросил Удалов у неопрятного толстяка.
— Послушание-Прилежание-Простота. Наш главный лозунг. Нравится?
— Не нравится, — честно сказал Удалов.
— А мне нравится! — сказал кузнечик. — Я просто счастлив видеть такую стройную организацию населения, такое единодушие, такую любовь к микробам!
— Попробовали бы они иначе, — заметил толстяк. Потом он поднял руку и закричал:
— Старайтесь, дорогие женщины! Мы с вами!
— Ура! — закричали нестройно женщины.
Как только демонстрация миновала, толстяк поспешил через дорогу. Солдаты лениво семенили сзади, нюхая розочки, вставленные в дула автоматов.
Дворец бывшего президента планеты Кэ, как нетрудно догадаться, был в плачевном состоянии. Штукатурка осыпалась, некоторые колонны рухнули, их обломки загораживали подъезд ко дворцу, отчего туда проходили по вьющейся тропинке, поглядывая наверх, не свалится ли еще что-нибудь.
Никто не охранял входа, да, видно, на той планете в охране не было смысла, потому что в каждом преступнике сидел бдительный наблюдатель, а к борьбе за власть между собой микробы еще не приступили.
В коридорах и холлах дворца слонялись тусклые люди, человек, одетый только в ботинки, спал на ступеньках, большой бак с цветочным отваром стоял на лестничной площадке, лакей в рваной ливрее мрачно жевал гладиолус. При виде поднимающихся по лестнице солдат с пленниками он вскочил, изобразил на лице радость
— Не желаете ли нектара? Нет ничего вкуснее нектара!
— Спасибо, на обратном пути, — вежливо ответил Удалов.
Наконец они вошли в центральный зал, где их ожидал предупрежденный заранее Верховный микроб. Увидеть его невооруженным глазом Удалов не мог, потому что микроб был спрятан в теле немощного старика, бывшего Президента планеты. Старик, хранивший в себе микроб, сидел на возвышении, в золотом потертом кресле, а вокруг толпились сановники.
Неопрятный толстяк, обогнав пленников, прошел прямо к креслу и объявил:
— Корнелий Удалов с Земли и взятые с ним лица просят разрешения приблизиться.
— Молодец, молодец, — сказал добрым голосом старик, поглаживая морщинистой рукой белоснежную жидкую бороду. — Значит, ты и будешь Удалов?
Глазки старика уперлись в лицо Удалову, и тому показалось, что за зрачками таится крупный микроб. Но, разумеется, это было не так.
Удалову трудно было смириться с мыслью, что старик перед ним не настоящий, а только оболочка. Он не удержался и задал неделикатный вопрос:
— Простите, — сказал он. — А вот вы, человек, в котором сидит паразит, как вы это ощущаете?
И к его удивлению старик ответил совершенно другим голосом:
— Погано… — И тут глаза его остекленели, губы сжались, и через ноздри прозвучало окончание фразы: — Я наслаждаюсь постоянным присутствием Его Необозримости. Я счастлив быть оболочкой.
— Понимаю, — вздохнул Удалов, — как же, понимаю.
И только теперь до него дошел весь ужас его положения. Раньше все было не очень реально. Ну, попал в плен, с кем не бывает, ну, привезли во дворец, понятно… Но когда он увидел, как остекленели, застыли глаза несчастного Президента, когда заговорил в нем микроб, Удалов сжался. Даже сердце застучало с перебоями…
— Как доехали? — спросил Президент, подергивая бороду. — Вас хорошо разместили?
— Что? — спросил Удалов, почти не слыша. За него ответил кузнечик:
— Мы отлично доехали и удобно устроились, Ваша Необозримость. Мы рады, что увидели лично вас!
— Меня не видно, — ответил Президент. — Мне говорили, что ты продажный и неумный агент. Это так?
— Не умен, — поспешил согласиться кузнечик. — Совершенно недостоин быть оболочкой уважаемого микроба.
— А нам твой ум ни к чему, — раздался мелодичный женский голос.
Сановники засмеялись.
Удалов вздрогнул и обратил взор в направлении голоса.
В толпе придворных, не замеченная раньше, стояла его возлюбленная.
— Тулия! — закричал Удалов. — Дорогая! Мы встретились! — Он сделал неверный шаг к девушке и простер вперед руки.
— Что с ним? — спросил Президент.
— Он влюблен в меня, — ответила со смехом прекрасная Тулия. — Когда я выполняла твое задание на Альдебаране и попыталась выкрасть Удалова с пересадочной станции, мне пришлось изобразить некоторую заинтересованность в этом барашке. Вот он и попался.