Вис и Рамин
Шрифт:
Льва сокрушить моя сумела б сила,
Когда б меня любовь не сокрушила!
Господь, к твоей взываю благостыне:
Лишь ты подашь совет, что делать ныне,
Чтоб ночь моя сменилась ярким днем,
Чтоб я тоску не заливал вином!"
Услышав грустный звон и эти стоны,
Расплавился б и камень, потрясенный.
Рамин смотрел на среброгрудый идол
И страсть свою невольно песней выдал.
Ужели тот, кто сердце в пламя бросит,
От
Где вступят хмель и страсть в союз ночной,
Там вспыхнет юности огонь двойной.
Хотя Рамин снаружи был спокоен,
Он обезумел, жалости достоин,
В руках держал он лютню и пылал,
И был высок его любви накал.
Но странно ль, что душа рвалась на части,
Что не сумел он спрятать пламя страсти?
Нежданно не затопит ли запруду,
Когда вода нахлынет отовсюду?
Как полая вода, любовь нахлынет, -
Запруду назиданий опрокинет!
В опочивальню шах, счастливый, пьяный,
Пошел с женой неверной, но желанной.
Ушел и брат его, и для Рамина
Булыжником была в ту ночь перина!
В ту ночь и шах не склонен был ко сну,
Он, опьяненный, укорял жену:
"К чему все эти прелести твои,
Когда в тебе и капли нет любви?
С весной твою сравню я красоту,
Похожа ты на дерево в цвету,
Чьи листья и плоды глаза чаруют,
Но тех, кто ест их, - горечью даруют.
Лицом ты стала сахару подобной,
А нравом - дикой тыкве несъедобной.
Я многих знал прелестниц без стыда.
Таких, как ты - не видел никогда.
Любовниц страстных видел я немало,
По-разному ласкали их, бывало,
Но я такой не видел срамоты, -
Таких, как твой любовник и как ты.
Нередко так сидите вы при мне,
Как будто вы сошлись наедине,
От страсти обезумели горячей!
В безумье страсть становится незрячей,
И то, что видно всем, лишь вам не видно,
При всех ведете вы себя бесстыдно.
Любовникам покажется порой
И глиняный комок - Альбурз-горой.
Вам кажется, что ваша страсть безмерна,
На деле - только стыд, и срам, и скверна.
Не будь со мной, мой идол, так сурова,
Не то твоим врагом я стану снова.
Пусть даже станет падишах ослом, -
Ты на него не вздумай сесть верхом.
Я падишаха с пламенем сравню,
В свирепости подобен он огню.
Будь львом бесстрашным, сильным будь слоном,
Но берегись вступать в борьбу с огнем.
Не доверяйся ты морской лазури:
Спокойно море накануне бури,
Вода тиха, но помни наперед,
Что гибелью грозит водоворот.
Не
Не то свой гнев я на тебя обрушу.
Кто стену шаткую возьмет в опору?
Под ней погибнешь ты в лихую пору!
С тобою рядом испытал я муку,
Измучился, познав с тобой разлуку,
В твоих тенетах буду я доколе,
Доколе буду я страдать от боли?
Мне хоть немного ласки подари,
Не то - запомни!
– мстительны цари.
Мои оковы хоть на миг разбей,
Яви мне страсть с покорностью своей.
В твоих лобзаньях душу обрету,
Вознагражу тебя за доброту.
Получишь Кухистан и Хорасан,
Тобой, как солнцем, буду осиян!
Весь мир я вижу лишь в твоих очах,
Ты - суть венца, который носит шах.
Владей моей страной по воле неба,
А мне оставь халат и корку хлеба!"
Красавица пылала и смущалась,
И вспыхнула в упрямом сердце жалость.
Ее растрогал старец сумасшедший,
Она сказала сладостные речи:
"О самодержец, правящий страной,
Ни дня разлуки ты не знай со мной.
Соитие с тобой мне так приятно,
А всякая другая связь - отвратна.
Я жизнь к ногам повергну господина:
Мне прах у ног твоих милей Рамина!
Мне опостылел этот ловкий плут,
Чья радость - в пьянстве, чье занятье - блуд!
В тебе я вижу солнца свет победный,
Так для чего луны мне отблеск бледный?
Ты - океан в сиянии зари,
Как ручейки - все прочие цари.
И если я тебе еще по нраву,
То будь моим, а я - твоя по праву!
Смотри же, не считай меня дурной,
Неверной и развратною женой.
Моя душа - в твоей любви всецело,
А если нет души, то гибнет тело.
Очей Рамина кажется милей
Мне волосок на голове твоей!
Что было - было, не вернется снова,
Тебя любить отныне я готова!"
Красавица Мубада потрясла,
Когда такую речь произнесла.
В его душе от этих уверений
Расцвел душистый сад, цветник весенний.
Он был надеждой свежей опьянен,
Он погрузился в дивный, сладкий сон...
Он спит, а Вис не спит, в глазах - досада.
Ну, как равнять Рамина и Мубада!
Один хорош одним, другой - другим, -
Рамин ни с кем на свете не сравним!
Вдруг слышит шум: то громче он, то тише...
Рамин, как видно, двигался по крыше!
Страсть подняла влюбленного с постели,
Сон и терпенье разом улетели.
Как мысль безумца, ночь была темна,