Висенна. Времена надежды
Шрифт:
Майс принял чашку и грел руки. Спарк еще только подъезжал ко двору.
Вышел второй работник, тоже высокий и такой же беловолосый, как первый; да и оружия на нем было не меньше. На грубом деревянном подносе — доска доской — подал такие же кривобокие, вкусно парящие курятиной, чашки: Рикарду, Спарку и еще одну.
— Погодите-ка! — хозяин бросил ворота и шел к гостям, почесывая грудь под тулупом. Протянул левую руку за третьей чашкой:
— Ну-ка, я с вами. Да все разом — за встречу.
Рикард улыбнулся, поднял чашку на уровень глаз:
— Твое здоровье!
И выплеснул питье прямо в глаза хозяину.
Работники схватились за свою обвеску — опоздали.
Вместо стрелка из двери появились сразу двое здоровяков; проводник разглядел только черные штаны да сапоги со щегольскими золотыми шпорами-«звездочками». На волосатых торсах перекрещивались ремни с метательными ножами. Спарк махнул от пояса — достал правого поперек живота. Разбойник наклонился, пошел боком, судорожно перебирая ногами, и упал под стеной. Наместник обернулся ко второму — бандит уже выгнулся, валился лицом к небу, а в глазнице торчала знакомая рукоять Майсова ножа.
Рикард набросил ременную петлю на шею старшему и спросил почти ласково:
— Сколько вас?
Из правого чердачного окошка с треском вывалился человек; бухнулся в снег, прошел два шага и упал. Следом выглянул Ратин:
— Тут больше никого. Лук я забрал. Стрелы дрянь.
Спарк ударил дверь ногой и перекатом нырнул в общий зал. Хоть он и зажмуривал глаза перед этим, сразу привыкнуть к полумраку не вышло. Едва проводник выпрямился, кто-то кинулся на него с ревом и так врезал поперек туловища, что в груди дыханье сперло. Меч не подвел: свист, удар — разбойник отлетел к столу; проводник отскочил направо, чтобы очаг был за спиной. Тут только разглядел, чем его встретили: лопатой, которой сажают хлебы в печь. Может быть, удар даже погнул пару чешуек. Хорошо еще, не догадался скамьей по голове — и шлем бы не спас.
С чердака, который служил большой общей спальней и открывался в объем зала, прямо на стол (брякнулись пара плошек и кувшин) спрыгнул Ратин. Огляделся.
Рикард протиснулся в низкую — чтобы тепло не утекало — дверь. Скользнул влево от входа и там замер у стены, прислушиваясь.
— Живых больше нет, — наконец, уронил маг. Выпрямился, наматывая на кулак усы.
Спарк поднялся, подошел к столу, сел на лавку. Дверной проем заслонил Майс. Пригнулся, влез.
— Спарк, туманная твоя башка! Зачем же ты дверь выломал? Ночью холодно будет!
Игнат хотел ответить, уже и рот открыл — зашелся кашлем, взявшимся неизвестно откуда.
— Задело? — спросил Рикард, — Майс, в моем вьюке кровохлебка…
— Не… надо… — отдышался наместник, — Просто… укха!.. Кхакая-то… свлочь… лопатой!
Ратин с треском оторвал от рубашки убитого полосу ткани. Протер лезвие, кинул тряпку в очаг, а меч убрал. Прыгнул со стола:
— Тела на мороз, утром повесим на колодезный журавль. В Княжестве — так.
— До Княжества еще как бы не два дня езды… Пограничье тут. Ничье.
Ратин молча отмахнулся. Прибавил:
— Где-то есть тела настоящих хозяев. Их надо сжечь по-людски.
— Я поищу… Кха!.. Дрова, — поднялся наместник, все еще не убирая оружия.
— Я займусь лошадьми, — Ратин выбрался наружу, глянул на звездное небо: словно в глаза злой красавице. Майс отправился следом — заводить лошадей в правое крыло, где конюшня. Расседлывать, кормить, залить воду, да и чистить же: по два коня на каждого из четверки, одному не управиться. А еще и лошади разбойников — этих тоже кормить надо.
Рикард
— Хозяева там… Нет, не ходите за мной. Не надо вам это видеть. Спарк, огонь раскладывай здесь, прямо посередине двора.
Двор прибрали только к полуночи. Пока суетились, носили дрова с поленницы, укладывали бывших владельцев; пока нашли и разбили о закоченевшие тела кувшин с маслом… Потом молча щурились у погребального костра; потом засыпали черное горячее пятно мгновенно тающим снегом — то и дело посматривали по сторонам. Особого сторожа не выставляли. Закрыть добротные ворота оказалось достаточно, чтобы не беспокоиться хотя бы о волках. Стаи сюда не добирались, и дикие звери без помех выли то в отдалении, то в ближнем овражке, то вовсе почти под стенами. Устроив коней, отогревшись и поужинав, ватажники собрались на чердаке над конюшней — там было теплее всего. Пили горячий мед, нагретое с орехами вино. Вполголоса обсуждали взятое на разбойниках железо: ножей много, а меча путного нету. Сдвинули сено, сквозь щели между сухими, пахнущими смолой досками, разглядывали внизу разбойничьих лошадей, делили — кому которого. Рикарду без споров дали лучшего белого жеребца: если б не угадал отраву в напитке, тут бы всем и конец. Спохватились, что поблизости может быть еще часть банды. Раздвинули пару окошек в тростниковой крыше, смотреть на юг и на север. Видеть пока ничего не видели: даже волков. Но с дозором казалось надежней. Около полуночи Майса и Рикарда уложили спать возле теплой дымовой трубы — чтобы утром на дежурстве были свежие. Ратин сторожил северную сторону, Спарк южную — там оставался ХадХорд, где парень провел наместником положенный срок, пять лет. Где встретил Иринку… и где Иринка от него ушла. Что ж, не мог иначе с ней поговорить, наместник хренов?
— Как ни пытался выскочить из колеи, а прожил именно в ней… — тихонько, сам себе проворчал Игнат, — Понял теперь, как оно бывает «под давлением обстоятельств?» Получилось, я же Ирку совсем не искал — я ее просто ждал. Ну и дождался! Правда, и заняться было чем…
От дымовой трубы вполголоса отозвался Майс:
— А какой ты судьбы себе хотел?
Зашуршало сено: лучший ученик Лотана перевернулся на спину и продолжил:
— Ты представь себе жизнь в целом. Судьбу как изделие. Например, ты мастер, и хочешь сделать хороший щит. Или прожить хорошую жизнь. Жизнь в целом, понимаешь?
— Семь действий в пьесе той… — мотнул головой ошеломленный Игнат:
— Ребенок, юноша, любовник… Солдат, отец, мудрец, покойник…
— Ну! — кивнул головой Майс (сено зашуршало опять) — Ты же все понимаешь! Вот разметь по восьмеркам, или около того… Ну, как я прикидывал, в восемь лет выйдя из детства: вот, буду восемь лет учиться у мастера, дважды восемь — дом и семью строить, и в это время упорно заниматься не смогу, буду только держаться на какой-то одной высоте, опыт набирать. Потом еще восемь лет оттачивать искусство, а потом уже смогу учить по-настоящему.
Игнат удивленно почесал затылок:
— Ты и правда о таком в восемь лет думал? И ты на столько лет вперед размечал жизнь?
Майс покосился на умиротворенно сопящего Рикарда:
— А иначе как вот он выдержит восемь… или четырежды восемь? Ведь тут — как повезет! Словом, столько лет обучения на Седого Мага? На высшее посвящение? Во имя чего он будет тратить столько сил? И времени? Только в том случае, если эти восемь или сколько там лет ложатся в общую картину судьбы!
Ратин шумно выдохнул. Спарк молчал, и Майс продолжил: