Висенна. Времена надежды
Шрифт:
— Говорят, как обычный хутор, только вышки под навесами, да стены с верхним боем, да стоит крепко: на верхушке холма. А воду возили из озерка неподалеку, так можно осадой взять, если вдруг что…
— А поручишься, что сами крепость не спалят из гордости? «Если вдруг что!» — передразнил угрюмый Айр Бласт. — Посадник дело говорит, надо сперва на разведку послать толкового парня, хорошего бойца, чтоб те сами зазвали его в ватагу. Караваны охранять. Уж если нашелся смельчак, чтоб городок поставить, так и разбойники скоро на Тракте будут, помяни мое слово!
Слова Айр Бласта никто на Волчьем Ручье услыхать не мог. Но в их справедливости хуторяне убедились быстро. Сразу после открытия Тракта произошло нападение бандитов на караван. То самое, которое Глант пересказывал на самом первом совете Спарка со Стаей. В городе
Косак был малым поселением к юговостоку от ГадГорода, немного в стороне от Тракта, на главном притоке реки Лесной. От Косака начинался речной путь к Хрустальному морю. Некоторое время — пока река была тихой и безопасной — Косак торговал чуть ли не шире соседа. А как прогремела Война Берегов, да потом памятные дождливые года — путь сразу стал куда опаснее. Косак захирел, и теперь поневоле довольствовался ролью младшего товарища. До сих пор городишко вел себя тише воды, ниже травы… охотно принимая всех, кому в ГадГороде не нашлось места. И столь же охотно скупая краденое: по реке плавают мало, а жить на что-то надо. Ковник потому и пролез в начальство, что на всяком собрании своей четверти повторял: удавить Косак! Разбойник — половина горя, как некуда станет сбывать награбленное, так и грабить станет невыгодно. Только тогда купец на тракте вздохнет с облегчением.
Все так, но волки-то до сих пор не торговали из-под полы взятыми товарами. Либо звери научились считать золото, либо… либо злосчастный обоз разграбили вовсе не волки. Таким извилистым путем Ковник пришел к выводам Гланта. Но что теперь делать с выводами, четвертник не знал. У него-то не было под рукой трех сотен серых бойцов. ГадГород не повелевал степью. Даже знал о ней — и то очень мало. Возможно, выборный от Степны, Корней Тиреннолл, знал больше. И четверть его граничит со степью, и сам он из ЛаакХаара… То-то и оно, что из ЛаакХаара! Идти на поклон к сопернику по торговле? Уж лучше сразу сложить с себя должность: Горки такого не простят. Объединиться с кем другим из Ратуши? Ни «мокрой четверти», ни Солянке до востока дела нет. Там каждому свои сверчки в уши жужжат… Так ничего и не придумав, Ковник решил отложить дело до первых новостей от засланного в Волчий Ручей разведчика.
Миновала зима. Весной Неслав опять появился в ГадГороде. Розыскная стража его приметила, но останавливать не стала: не велели. Атаман спокойно подрядился к очередному купцу, и обычным порядком повел телеги на юг. Через три октаго явился с обратным караваном, и в тот же день ушел снова: желающих ехать по сухому всегда хватало. Правда, летом везти в ЛаакХаар особо нечего, урожайто еще не собран, а рудокопам нужнее всего хлеб. А хлеб соберут, Тракт закрыт… Был закрыт: пришла осень, а неславовы ватажники все также мотались туда-обратно с обозами. Словно страшная Охота, столетиями наводившая ужас на Тракт, развеялась дымом. Глядя на него, Мечная улица решила и себе подзашибить деньгу: по городу ходили слухи, что Неслав разбогател немеряно, требуя пятнадцатую, двенадцатую, иногда даже десятую долю. Но городскому ополчению не повезло: только снарядили они свой караван вслед за Неславом, как пять дней спустя на хромой запаленной лошаденке прискакал единственный из него уцелевший. Был не так перепуган, как изумлен: стража все сделала должным образом: лишь заметив волков, выхватила мечи… доблестно сражалась… но зверья оказалось не в подъем. Сотник успел отправить троих гонцов. Вот, один из них добрался живым.
Купечество почесало затылки, потеребило бороды — и пошло нанимать Неслава. А тот упорно не брал больше шестнадцати телег сразу: большой-де караван спрятать труднее… и знай себе, заламывал цену. К исходу Охоты Неслав и его парни заработали столько, что решили даже часть схоронить на черный день.
Торжественный день закапывания клада выдался хмурым и дождливым — точь-в-точь, как день выбора места для крепости. Только на этот раз восьмерка конных не моталась в промозглой степи, а нырнула в лес, где скоро пришлось спешиться. Вели Ульф и Таберг, замыкал сам Неслав. С мешками на плечах пыхтели Спарк, Остромов и Огер. Еще двое — Арьен с Ингольмом — хрустя и ругаясь, прокладывали ложный след, старательно выдавая его за наспех
Спарк был уже не тот, что в первый день. За два года лишний жир с него стек неведомо куда, кожа обветрилась, тело привыкло и к холоду, и к парной духоте. Парень не нарастил особенных мускулов, но мешок со звонкой монетой нес не меньший, чем здоровяк Остромов. И не просто нес: имел даже время и желание смотреть по сторонам.
А посмотреть очень скоро стало на что. Быстро миновали опушку, поросшую кленами, березами и молодыми дубами, устланную их опавшей листвой. Чуть дольше шли по светлолесью: высокий кустарник, с котого Время Теней и Туманов уже оборвало листья, и уложило под ноги, тщательно укутав предательские ямки, узлы корней, опавшие ветки. Из кустарника возносились могучие деревья, стройные, как мачтовая сосна, но покрытые густейшей, даже сейчас темно-зеленой, шубой, подобно кипарисам или лаврам. Спарк долго напрягал память: он же читал об этих деревьях несколько зим назад, в «Хрониках», когда жил под Седой Вершиной — но так и не вспомнил их правильного имени. Ватажники называли зеленых богатырей «абисмо». Именно из них сложили крепкие стены Волчьего Ручья. Спарк вспомнил запах древесины абисмо: среднее между грецким орехом и калганом. Вспомнил, как на вырубке, повалив, наконец, очередной ствол, обрубали самые тонкие, сеголетние ветки. Заостряли концы обрубков, и втыкали прутья в свежий пень — частоколом, между древесиной и лубом, в ту узкую полоску, которая вечно растет, добавляя годовые кольца. Глупо мощным корням пропадать зря. Вот и прививают на срубленное дерево его же верхушку. Спарк хотел бы глянуть — принялась ли хоть какая-нибудь из прошлогодних прививок. Но вырубка пока что оставалась далеко слева. Место для клада охотники отыскали гораздо севернее, и теперь уверенно шагали прямо к нему. За полесовщиками ритмично сопели три носильщика с мешками. Позади шел Неслав. Он отставал все больше: то и дело прислушивался, высматривал, не увязался ли за ними какой любопытный гость.
Примерно через полчаса лес вокруг потемнел. В просветах крон замелькали темные пятна, наконец, слившиеся в сплошной полог. Спарк пролетал над лесом верхом на грифоне. Видел живой океан в осеннем золоте, с верхних площадок Башен Пути. Несколько раз даже ночевал на полянах — там, далеко к западу, в сердце Излучины. Но в настоящей зеленой бездне, «верда сенбордо», оказался первый раз. Пасмурный день стал еще темнее — однако на душе, вопреки обыкновению, воцарилось странное спокойствие, точнее всего сравнимое с ожиданием важного события или боя. Все показалось вдруг решенным и известным, простым, насквозь очевидным и легким. Нужно было только идти и выполнять замысел. Шагать стало нетрудно и радостно. Спарк повернул голову: на месте ли добыча? Тяжелый мешок не исчез, однако спина распрямлялась с каждым шагом. Ветер продолжал свирепствовать где-то позади — в степи и предлесье. А здесь — над головой и вокруг, сколько хватало взгляда — в неизменном ритме, спокойно и вечно шелестели неимоверно громадные деревья, настолько же превышавшие абисмо, насколько трехвековая ель превышает малиновый куст.
Сквозь сгустившийся зеленый сумрак Спарк разобрал, как Ульф с Табергом становятся на колени, быстро кланяются, касаясь лбом неохватного ствола у самой земли. Подойдя к тому же месту, он сбросил мешок на черный мох. Вспомнил ущелье Минча, синее небо в черных скалах… Тут было иначе, но присутствие Висенны ощущалось не менее ясно. Спарк поклонился, отошел, вновь закинул мешок на спину. Повернул голову к ведущим: куда теперь?
Ульф молча указал влево, и носильщики свернули в незаметную до сих пор ложбинку. По дну ямки протекал маленький ручеек, совсем не похожий на звонкий нахальный Волчий.
— Здесь можно говорить, только негромко, — предупредил Таберг.
Остромов скинул звякнувший мешок, несколько раз махнул руками, расправил плечи. Огер поставил ношу у самой воды, опустился на колени. Сложил ладони ковшиком, зачерпнул воду, умылся. Потом просто опустил лицо в ручей и пил долго — успел подойти отставший Неслав. Ульф размотал веревку на связке лопат. Спарк положил мешок поодаль, с удовольствием вытянулся на толстом моховом ковре. Разлеживаться на холодной земле проводник не собирался: осень уже перешла за половину. Но вытянуть ноги и распрямить натруженную спину было очень приятно. Глядя, как растворяются во мгле лесовики, Спарк понял, отчего те одеваются в темно-зеленое и коричнево-бурое: вокруг все состояло только из этих цветов.