Висенна. Времена надежды
Шрифт:
Князь потер ладони. Протянул их над картой:
— Может, все-таки лучше договориться миром? Взять-то возьмем, да мне ведь нужен богатый данщик, выход к южному железу. А не труп доблестно павшего храбреца…
Храбрецов хватило с обеих сторон. Охранники каравана приняли бой и успели составить фургоны в круг — хотя и потеряли нескольких человек. Разбойники отошли ненадолго, но тоже не отступили. Принялись готовить удар по кольцу. Привязали между парой коней толстое длинное бревнотаран, чтобы сдвинуть или опрокинуть телегу — и ворваться внутрь лагеря. А там уже скажется
Вернее, могло бы сказаться их численное преимущество. Потому что сразу, как над холмами заорали бандиты, Ратин подал знак — и на противоположный склон котловины мерным шагом выступило Братство Ручья. В середине степенно шагали лесовики со своими громадными луками, из которых невозможно стрелять в седле. Вели запасных коней, нагруженных вязанками стрел. Справа от стрелков рысил конный клин: все мечники Братства, и с ними пятерка набранных под дороге охранников. Головным ехал Ратин, рядом с ним — Спарк. По другую руку от Ратина усатый Олаус держал знамя. Ведь теперь у Волчьего Ручья было даже свое знамя: Спаркова церемониальная курткахауто, растянутая на крестовине из ореховых палок.
А левый край полесовщиков охранял другой клин — низкий и серый. Волчий. Со своего места Спарк не мог видеть стаю, но знал, что там все, кому Нер разрешил участвовать. И давний знакомец Хонар, и быстрый Некер, и старый Аварг, съевший зубы на стремительных бросках по степи.
Увидев строй, охранники каравана замерли в недоумении. Бандиты тоже настороженно завертели головами, не понимая, кто явился, с кем воюет, и почему не замечен дозорными.
Тут Крейн, единственный уцелевший при штурме Ручья, высмотрел чернобородого главаря, и рассеял недоумение:
— Ильич!! Готовься, гаденыш!!
Разбойники нестройно заорали — и потеряли те драгоценные мгновения, когда еще могли собраться кулаком. Охотники выпустили стрелы; волки и всадники двумя остриями ударили по бокам — а со спины насели обрадованные подмогой охранники каравана. Банда Ильича перестала существовать. Одиночек, брызнувших россыпью по степи, гнали вдвоем-втроем, не давая ни опомниться, ни толком ударить. Волки сдергивали бандитов с седел — если не вырывали горло тотчас, то уж охотники по пешим не промахивались.
Еще до полудня все закончилось. Спарк очень удивился, что обошлось без потерь. То есть, караванщики потеряли пятерых: разбойники порубили, пока повозки заворачивали в круг. А вот у Братства даже легких ранений насчитали меньше, чем на руке пальцев.
— Ничего удивительного, — пояснил Ратин. — Закон прост: если перевес большой, то каждому врагу приходится отбиваться от двоих-троих. Ему не до ударов! Он и закрываться-то едва успевает. При этом из каждой пары нападать может только один. Прочие одним присутствием делают достаточно: разбойник их боится, и даже от прямого противника закрывается плохо. А с каждым выиграным поединком перевес увеличивается… Будь они так хороши, как те двенадцать, тогда еще могли бы отбиваться. Например, кинуться на стрелков. — Атаман повесил шлем за седло, отвернул подшлемник, и с наслаждением почесал голову. — Только и тогда мы бы их перебили. Посадили бы лесовиков в седла, отвели подальше. Я для того и хотел, чтобы кони были у каждого, а волки освободились для преследования или обхода…
Проводник кивнул
Управившись с делом, проводник загнал коня на высокий холм, и некоторое время отдыхал, бездумно оглядывая зеленый ковер, различая влажные впадины по особенно сочному оттенку — а сухие места по звездочкам первых цветов. Еще немного — и степь полыхнет алым, голубым, золотым или рыжим, а небо — синим, лиловым, багровым и неистово-красным. Наберет силу Месяц Молний: над головой ударят грозы, из-под ног к свету и жизни рванутся зеленые копья. До времени Васильков и Вишен трава успеет подняться по пояс. В середине лета даже коню не составит труда спрятаться…
«Так вот оно и было,» — внезапно подумал парень. — «До двадцати пяти лет за батькой по степи поболтаешься, погоняешь злых татаровей… Ну или там немирных чукоч… Глядишь, уже и вырос. Избу срубить — знаешь как. Коня в плуг тоже знаешь, как заводят. Мечом ударить сумеешь. Чтобы слышать, как земля поет, ведь большего и не надо! Кабы не начальство, не недоимки с налогами, так что не жизнь? А ведь получается», — спохватился проводник, и даже беспокойно переложил поводья, — «Что во всяких там фантастических книжках именно из-под начальства бегут. Кого ни возьми, все в князья-вожди-бояре выбиваются уже на двадцатой странице. Век проходить простым каменщиком — кто ж про такое пишет? Разве ради такого из мира в мир побежит кто? Ха, если бы дома могли себя проявить, небось, и писатели давно бы обанкротились: жизнь стала бы интереснее любых выдумок… Может, потому и завелась по всей Руси великой чертова прорва ролевиков, да всяких там хиппарей с байкерами?»
Подъехал Ратин, поставил вороного справа. Спросил осторожно, вполголоса:
— Что, по-прежнему чувствуешь себя проволокой в горне?
Волчий пастух улыбнулся:
— Теперь уж скорее кораблем. Вот так знаешь, вынесет на волну, поглядишь, куда править: маяк там-то и там-то. А потом опять вниз! И только холодная вода через борта плещет, а куда плывешь, и правильно ли — не видать, пока снова не подымет.
— Ты бывал на море?
«Ага!» — чуть было не ответил Игнат. — «В Паланге, в Сочи и даже на Кипр почти поехал, когда отцу удалось раз в жизни заработать…» Спарк вздохнул, повернул коня к стоянке, отозвался:
— Не так сам бывал, как бывалых людей слушал. Ты по делу?
Ратин согласился:
— Точно, по делу. Мы ведь уже почти на городских землях. Две шайки из тех трех, что волки нашли, мы вырубили. Дальше на север хода нет; а, между тем, третья банда еще куда-то делась. Думаю, или далеко в степь отошла, что вряд ли: волки тут уж все избегали. Или, напротив, где-то на лесной опушке прячется, туманом ей в голову. И надо нам ее найти поскорее, пока лесовики не сочли, что все уже закончено, и не решили разойтись по домам. Так вот, что я думаю сделать…