Вишенка
Шрифт:
— Это я Алану Сергеевичу позвонила. Очень испугалась, — говорит нотариус. Может, не нужно было?
— Спасибо. Вы все правильно сделали.
Поздно вечером мне звонит Света:
— Привет. Вик, меня тут новостью ошарашили.
— Новостей много. Какой из них?
— Рита сказала, что ты беременна.
— Рита? Я не знала, что он родителям рассказал.
— Значит, это правда?
— Да.
— Просто шок! А что на это сказал Алан?
— Света, он много чего сказал. Но к общему знаменателю мы так и не пришли. А сегодня я его снова разозлила.
Я вкратце рассказываю, как обнаружила беременность,
— Помнится, мне кто-то говорил, что у нее жизнь не интересная.
— Да, интереснее не придумаешь.
— Вик,… просто перестань с ним скандалить. Доказывать что-то Алану — это бороться с ветряными мельницами. Дай ему время, пусть привыкнет к этой мысли. Он сегодня заезжал к родителям, передавал Мише какие-то деньги. Я тоже как раз там была. Состояние у него, мягко скажем, не очень. И я думаю, оно даже не с ребенком связано.
— А с чем?
— Он думает, что ты его обманула, а для него это предательство. Снова!
— Ты с ним разговаривала?
— Нет, он был там минут пять. Обедать отказался, весь какой-то отрешенный, упавший духом. Я очень давно его таким не видела.
— Ты предлагаешь мне его пожалеть?
— Знаешь, весь вечер думаю о нем. Мы привыкли, что он сильный, всемогущий, непотопляемый. Все за ним, как за каменной стеной, вся семья. Он всем должен, обо всех думает. Кажется, что так и должно быть. А кто его пожалеет, когда плохо ему? Он такой же человек, из того же теста. Он, конечно, у нас не подарок, но ему сейчас действительно нужна помощь. Только он никому не пожалуется и помощи не попросит.
Уже десять, Алана нет. Я не знаю, чем себя занять, перебираю вещи в гардеробной, слишком летние прячу, уже начинает холодать, теплые достаю и раскладываю по полкам. Звонок в дверь отдается в моем сердце неприятной болью. Я знаю, что это он. Раньше я реагировала на его приходы иначе.
Открываю. Он заходит, не спеша снимает ветровку, вешает. Вид у него действительно усталый.
— Ужинать будешь? — спрашиваю я.
— Ужинать? Наверное, буду.
— Ты вообще ел сегодня что-нибудь?
— Кофе пил.
Насыпаю ему рыбу с овощами и салат. Он молча ест. Я делаю себе чай и сажусь рядом. Наш ужин так и проходит без слов. Я первая не выдерживаю, напряженная обстановка сводит меня с ума.
— Спасибо, что приехал сегодня. Я очень испугалась…
— Почему я узнаю такие вещи в последнюю минуту и от посторонних?
— Игорь сказал, что деньги нужны на операцию матери. Я думала, подпишу договор и разъедемся. Это должно было занять двадцать минут.
— По-видимому, прихорашивалась на встречу ты дольше? Или в ресторан с ним после этого собиралась? Что за внешний вид у тебя был?
— Алан… ты не представляешь, как этот человек умеет унижать. Я за последние годы жизни с ним наслушалась столько грязи в свой адрес. Он мне в последнее время систематически внушал, что я ничего не стою. Мне просто хотелось заткнуть его раз и навсегда.
— Заткнула?
Я опускаю глаза. И правда, глупо.
— Почему ты меня не слышишь?
— Что?
— Почему я прошу тебя не ввязываться, без моего ведома, в такие истории, а ты упорно делаешь по своему? А если бы мне Илона не позвонила? Ты понимаешь, что ты носишь ребенка? Он мог тебя ударить,
До меня доходит смысл его слов и мне становится страшно. Черт! Он прав.
— Ты прав, это было легкомысленно.
— Только это?
— Мы снова займемся критикой?
Он поднимается из-за стола:
— Можем заняться сексом.
Мои глаза расширяются:
— Ты шутишь?
— Нет. Я хочу тебя.
Резко подходит, снимает мою футболку, садит меня на стол, захватывает мой затылок и впивается в меня губами. Целует жадно, бесконтрольно, как будто со всех цепей сорвался. В моей груди разгорается огонь. Отвечаю так же безрассудно, мне так хорошо, меня накрывает волнами дрожи. Ничто не может унять мою зависимость от этого мужчины, я забываю все на свете, стоит лишь ему прикоснуться.
Алан щелкает застежкой моего бюстгальтера, тот падает куда-то на пол, укладывает меня на стол, я обвиваю его ногами и рвано стону от безумных поцелуев в шею. Он спускается к груди, завладевает соском и выдает сдавленный звук. Одной рукой он придерживает меня, другой сжимает бедро, до боли, дико. Все его действия одержимо-болезненные, он не контролирует себя, вдавливает меня в столешницу, мне больно.
— Алан…, — он отстраняется, смотрит затуманенным взглядом — идем в спальню.
Одним махом он подхватывает меня и несет с обвитыми на себе ногами на кровать. Сдергивает мои штаны, раздевается сам, накрывает своим телом и дарит мне долгий, страстный, всепоглощающий секс.
Шум воды в ванной выводит меня из оцепенения, Алан уже ушел в душ. Я облизываю припухшие искусанные губы. Они болят, он просто как с цепи сорвался. Теперь я тоже чувствую, как ему плохо. Но что я могу? Уверять его, что я не предавала? Даже, если я поклянусь на крови, доказательств у меня нет, а Захаров верит только фактам. Поднимаюсь, захожу в ванную, он уже вытирается. Уставший, молчаливый, хочу спросить, о чем он разговаривал с Игорем, но решаю не трогать.
Когда выхожу, Алан крепко спит, закутавшись в плед — первый раз остался у меня. В моей груди что-то тает, и несмелый лучик теплоты дарит надежду, что, возможно, мы сможем найти общий язык. Гашу свет, ложусь рядышком, обнимаю его со спины. Какой же он родной — мой сложный, противоречивый и такой любимый человек!
Глава 35
Вика
Когда я проснулась утром, Алана уже не было, даже не знаю, во сколько он ушел. Двухсуточный недосып дал о себе знать, и под утро я просто ушла в осадок.
Работа весь день не шла на ум, все валилось из рук, я просто автоматически выполняла действия и мыслями была далеко за пределами отеля.
Кое-как дожив до вечера, я снова схожу с ума в пустой квартире и ловлю себя на мысли, что жду его. Как же я собиралась жить без него? Я же так гордо заявляла, что больше не потревожу. А сейчас готова бежать на край света, лишь бы увидеть, услышать. Щемящая тоска проникает в каждую клеточку и доводит меня почти до отчаяния. Понимаю, что меня ждет бесконечная бессонная ночь. Мне просто необходимо сейчас с ним поговорить, так больше продолжаться не может. Мне нужно понять: я отпускаю его или борюсь до последнего. Я хочу знать не официальную версию, а то, о чем он действительно думает.