Вишенки в огне
Шрифт:
– Дядя Фома, – зашептал на ухо Бокачу Васька Кольцов. – Может, давай я скочу к ним? А вы прикроите, если что, а? Я быстренько, мухой…
– Остынь, хлопче, – Фома Назарович понимал, что раз со стороны противника вышел офицер, значит, ему навстречу тоже такой же чин нужен. А командир роты чем не офицер?
– Вот что, Васёк, – Бокач уже принял решение, отдавал последние указания. – Если что, ты передашь командиру первого взвода Косте Козлову, что за меня он остаётся, пусть принимает командование ротой. А я пошёл, прости, Господи. У тебя белой тряпки нет? – с надеждой спросил Ваську, и
– Откуда она у тебя может быть? Ты больше рукавом норовишь нос вытереть.
– А за рукав ты зря, дядя Фома, – обиженно заметил Васька. – И сдаваться я не собираюсь.
– Дурак ты, паря. Это дипломатия, а не плен. Понимать должен. Может… это… портянку? – и тут же отбросил эту мысль. – Грязная больно. Не так поймут.
Так и не найдя тряпки, Фома Назарович решительно поднялся из – за укрытия, сделал несколько шагов в сторону нейтральной полосы. Потом остановился вдруг, на виду у парламентёров снял с себя ремень с пистолетом, положил на землю автомат. Вытащил из кармана гранату, пристроил рядом. Повернулся к своим, перекрестился.
– Вы, это… если что… меня не жалейте, не промажьте. Только чтоб сразу, не мучиться что б… А не то вернусь, я вам, итить в корень… Охламоны!
Расстегнул телогрейку, давая понять, что на себе ничего не прячет, снял с головы шапку, замахал ею, направился на середину поляны.
Пока Бокач совершал замысловатый ритуал парламентёра, женщина опустилась на землю, сидела, безучастная. Немец стоял рядом, ждал, то и дело помахивая белым платочком.
Офицер сделал шаг навстречу Бокачу, остановился.
– Партизаны! Сдавайтесь! Лишний кровь нихт, – видно было, что он волновался, сбивался, переходя с русского на немецкий язык.
– Эта фрау, – он ткнул пальцем в сидящую на земле женщину, – есть жена ваш партизанский начальник Кулешов. Его zwei kinder, два дети у нас в комендатура. Мой командир предлагает вам сдаться. Если ви не сдаваться, или её муж уведёт партизан по болото, то ми расстреляй zwei kinder ваш Кулешов. Ви меня понимать?
– Как тут не понять, холера тебя бери, – Фома Назарович почесал голову. – Немец правду говорит, молодица? – обратился уже к женщине, присел около неё. – Ты точно жена нашего Корнея Гавриловича?
Он никогда не видел жену начальника штаба, и потому сейчас немного сомневался, ждал ответа.
Женщина на мгновение вскинула на удивление бледное лицо, утвердительно кивнула головой и тут же уткнулась в тряпку, застыла так.
– Да-а, дела, – Бокач поднялся, развёл руками. – Да-а, дела. Это ж до чего фрицы додумались? До какой подлости? Детишками прикрываться? Бабами? Где ж это видано? Вот же сволочи так сволочи, прости, Господи. Раньше в ту первую войну как совестливей воевали, по – солдатски, по – мужски. А теперь? Мне даже стыдно с такими вояками в бой вступать.
– Мой командир предлагает вам сдавайся без боя.
– Ну – у, мил человек, – Бокач немного нервничал, волновался, а потому тоже не сразу находил достойный ответ: не так часто ему приходится выступать в роли парламентёра, мирно беседовать с врагом. Всё больше сквозь прицел глядел на немцев, а тут… – Не то время сейчас сдаваться без боя. Впору вам хенде хох делать и с поднятыми ручками к нам
– Что передать мой командир? – от нетерпения немец топтался на месте, крутил головой, нервничал.
– Передай твой командир, – Фома Назарович от негодования тоже начал сбиваться с русского языка, стал подстраиваться под немца, – передай, что вы плохие вояки. Вот что передай. За детишек прятаться? Э-эх вы! Вояки, итить вас в колено. За женские спины прятаться, гробину душу мать? Так солдаты не поступают.
– Это я не говорить, – перебил его офицер. Это – тактик. Ich bin Soldat! Ихь выполняйт приказ. Что сказать мой командир? – настойчивости немца можно было позавидовать.
Бокач помог женщине встать, снова обернулся к офицеру.
– Когда мы придём в вашу Германию, господин немец, – назидательно начал Фома Назарович, – мы детишек и женщин ваших трогать не будем, за их спинами прятаться не станем. А вот вас всех, кто наших детишек да жёнок наших убивал, размажем по стенке. Так и скажи своему командиру. Ну, это если кто из вас до этого времени и момента доживёт, – добавил чуть погодя. – Пошли, молодица, – подтолкнул вперёд женщину. Потом всё же обернулся к офицеру.
– Скажи, что мой командир думать будет. Потом передадим его думку вам. Ждите. А того, кто стрелял детишек, страшно наказывать будет, мы обяза-а – ательно узнаем, найдё-о – ом.
Пускай ночами не спит, к жуткой каре готовится.
– Как передавать ваша думка есть?
– Как-как?! Голубиной почтой, вот как. Жди. Найдём способ.
– Что есть голубиный почта?
– Пуля – почта голубиная для вас, что б ты знал.
– Gut! Мой командир давай вам drei Stunde, три час на думать. Потом будем атака! Sturm! Auf Wiedersehen! – парламентёр попрощался, круто повернулся на каблуках, направился к немецким окопам.
– И тебе не хворать, чтоб ты сдох! Три часа он дал, – поддерживая женщину под руку, Бокач тоже двинулся к своим. – Это себе отмерь жизни на три часа, фриц проклятый. Он ещё условия ставить будет, погань.
Затаив дыхание, партизаны наблюдали за этой необычной сценой.
– Тётя Соня? Ты как здесь оказалась? – Васька Кольцов первым встретил командира роты с женщиной, сразу узнал её.
Соня смотрела невидящими глазами на окруживших её партизан, и никого не видела, ничего не понимала. Что она могла сказать? Ещё два недели назад была дома, в Борках, с детьми, потом немцы согнали все семьи партизан на площадь, загрузили в крытые машины, вывезли в концлагерь под Пинском. Поселили за колючей проволокой на болоте. А вчера приехал какой-то немец, забрал её, дочку Галинку десяти лет, сына Алёшку двенадцати годочков, привезли сначала в комендатуру в Слободе. Детей оставили там, заперли в камере, а ей приказали идти к мужу в партизанский отряд и уговорить его сдаться, или отговорить проводить партизан по непроходимым болотам в соседний район. В противном случае расстреляют детишек. Видимо, немецкая разведка не бездействует, узнали каким-то образом, что только Кулешов Корней Гаврилович сможет вывести партизан из окружения. Поэтому её, жену начальника штаба, доставили в лес, дали в руки белую тряпку, и вот она уже здесь. А детишки остались там, в комендатуре в заложниках.