Вишневая трубкаПовесть
Шрифт:
Глубоко запавшие глаза генерала недовольно сверкнули из-под мохнатых седых бровей:
— Не орите! Что за странная манера…
Ладно, ладно, не огорчайтесь. Тащите сюда своего курьера, — проскрипел он.
— Курьер не один. С ним Стецько.
— Какой еще Стецько? Разве мы двоих посылаем?
— Но мы с ним координируем акцию…
— «Координируем», — передразнил шеф. — Ничего мы ни с кем не координируем! Разве собаку спрашивают, хочется ли ей сидеть на цепи? Гоните в шею этого кретина!
Стивенс поспешно вышел в вестибюль. При его появлении Стецько вскочил с дивана.
— Вы,
— Но, господин полковник…
— Никаких «но»! Делайте, что велят! — возвысил голос Стивенс и, считая разговор оконченным, обратился к Волченко — Пойдемте, вас ждут.
Этот неожиданный оборот нарушил все планы Стецько. Обычно изворотливый, умеющий найти выход из самой сложной ситуации, он сейчас вынужден был покорно выполнить неприятное, прямо-таки оскорбительное в присутствии Горлориза распоряжение.
«Невежа! Хам! — негодовал Стецько, уходя в слякотную ночь. — Хоть бы ради приличия машину предложил. Тащись теперь под дождем. Ничего, мистеры, вы еще поклонитесь Стецько в ножки!»
Шеф любезно пригласил Стивенса и Горлориза к столу. Горлориз опустился в кресло, почти утонул в нем. Чтобы видеть лицо шефа, он вынужден был вытягивать шею. Узкая, как редька, голова Горлориза торчала над высокой резной спинкой старинного кресла. Лицо его по-прежнему оставалось бесстрастным, и только неспокойные, с желтинкой, глаза, окаймленные воспаленными веками, выдавали его беспокойство.
Шеф бесцеремонно осмотрел гостя и обратился к Стивенсу на чистом немецком языке:
— Я представлял его этаким русским Геркулесом, а он, оказывается, пигмей.
Но Горлориз не реагировал на реплику.
— Впрочем, не в росте дело, — поправился шеф, — русские верно говорят: «Мал золотник, да дорог». Умные слова! Как вы считаете, полковник?
— Так точно! Абсолютная правда, — вскочил Стивенс с кресла. — Мистер Волченко храбрый человек… — и тотчас умолк под хмурым взглядом старика.
Шеф пожевал тонкими губами и снова заговорил, обращаясь к Волченко:
— Я много слышал о вас. Вы смелый человек! О ваших делах буквально легенды рассказывают… А мы, как известно, умеем ценить смелых людей.
Волченко явно по душе пришлась эта лесть, однако он тут же подумал: «Стелешь ты мягко, но каково спать будет? Не первый раз меня хвалят, когда нужно таскать каштаны из огня…».
Стивенс между тем волновался, так как не был уверен в благополучном исходе пере-говоров. Наблюдая за лицом своего подопечного, он еще и еще раз убедился в своей излишней, ничем не оправданной торопливости. Ничего бы не случилось, если бы эта аудиенция состоялась несколькими днями позднее… А тут старый хрыч еще вздумал Стецько прогнать. Шеф и так обозлен недавним провалом в Польше. Шутка сказать, целая резидентура провалилась! Больше трех лет ушло на ее создание, столько денег ухлопали…
— Вы давно были в России? — продолжал генерал.
— В позапрошлом году, — ответил Волченко и зябко передернул плечами при воспоминании, что едва не оставил там свои кости. Будь проклято все!
Волченко твердо решил ни за какие блага не соглашаться на ходку
— Вы меня не слушаете? — ворчливо проскрипел шеф и толчком ноги отбросил в сторону подставку.
— Нет, нет, я внимательно слушаю, — очнулся Волченко от воспоминаний.
Шеф прошел по комнате. Длинные ноги его тонули в мягком ковре. Ступая, он старчески шаркал подошвами. Затем опять сел.
— Мне рассказывали, что ваш последний вояж в Россию был не совсем удачный и будто выручил вас какой-то старый приятель. Так ли?
— Верно. Помог давнишний друг Лютый.
— Что он сейчас делает?
Волченко воспрянул духом. Кто знает, быть может, его пригласили сюда не для посылки за границу? Возможно, он потребовался для наведения каких-либо справок? И охотно заговорил:
— Лютый? Он так законспирировался, что сам господь-бог и тот не узнает грозу Карпат! — Новая мысль осенила Волченко, и он глубокомысленно изрек: — Если вас интересует мое мнение, то могу доложить пану шефу, что Лютый не из того десятка, кто любит долго сидеть без дела. Но он осторожный. Осмотрится, освоится в новой ситуации и только тогда — дело… годика два на это потребуется, не меньше.
«Парень не промах!» — подумал Стивенс, поняв, к чему Волченко клонит.
Шеф криво усмехнулся. Проницательные глаза его с любопытством рассматривали тщедушного человечка.
— Здорово у вас развит инстинкт самосохранения, дорогой друг! — с иронией заметил он.
О Лютом шеф имел довольно точные сведения, и в его плане, в который и Стивенс до времени посвящен не был, Лютый занимал не последнее место.
— Слушайте, Волченко, — продолжал старик, — мы с вами старые разведчики, давайте говорить открыто. Идти вам придется при любых обстоятельствах, — шеф опустил на плечо Волченко костлявую ладонь и сверху глядел на него в упор. — Дела требуют, чтобы вы побывали на Украине. Для этого я и позвал вас. — Крючковатые пальцы шефа больно сдавили плечо Горлориза. — Неужели вам не хочется посмотреть на свое хозяйство в Дубовичах?
— Дубровичах, — поправил Волченко, заерзав в кресле.
— Вот, вот, в Дубровичах. — Шеф отступил на шаг в сторону. — Я убежден, что скоро с нашей помощью вы попадете в свои Дубровичи не тайком, не ночью, а среди бела дня на шикарном автомобиле! Что вы на это скажете? С нами не пропадете, господин Горло-риз. — Шеф впервые назвал Волченко по кличке и даже цокнул языком — Звучный у вас псевдоним — Гор-ло-риз! — протянул он.
Но Волченко решил не сдаваться. Разные посулы приходилось ему слышать. О реванше говорили немцы, едва окончилась война. Он верил и не верил в это и, питая крупицу надежды, рискуя каждую минуту собственной головой, держался до последнего. Как голодный волк, рыскал по Львовщине, резал, вешал, не щадя ни старых, ни малых… «Будет война с советами», — твердили и за кордоном. Только на нее и ставили «самостийники». О том же прозрачно намекал и шеф…