Вишнёвый луч
Шрифт:
– Почему полковник?
– Это давняя история. Я играл Аркадия Гайдара, а он вроде как был командиром полка. Чтоб ко мне попроще было обращаться (имя вместе с моим отчеством "Александр Вячеславович" выговаривать долго), все звали полковником. А потом это стало кармой... Денис Давыдов был полковник, государь император был полковник, президент - полковник...
Так вот, возвращаясь к теме лидерства. Когда кто-то из ребят спрашивал у меня: "А можно мы то сделаем, это сделаем?" Я им всегда отвечал: "Ребята, мы тут впятером собрались потому, что мы самодостаточны. Пока мы делаем картину, я для вас - да!
– формально командир. Но когда мы уже живём обычной
Вот по следующему пункту (и Александр резко вычеркнул фразу, особо любимую Дашей) - "Способен признавать свои ошибки" - нет и нет. Только всегда прав. Иначе ничего не получится.
Я с горечью представила, как буду объяснять Даше, что в жизненную позицию Александра не входит именно то, чего она от него ждёт. Я давно заметила, что она ищет какую-то слабиночку в нём, ну хоть что-то ущербненькое, чтобы не так уж очумело восхищаться им и исступлённо любить.
– Это даже в анекдоты вышло: "Инструктор не флиртует - инструктор обучает кадры". Или: "Инструктор не спит - инструктор экономит силы". "Инструктор не неуч - инструктор предпочитает практику бесплодной теории" и так далее, - разъяснил Александр.
– Всё поняла. Пишем всю "мужскую историю" с начала. Мужик - всегда прав.
– Любовь-любовь... (Александр продолжает читать шпаргалку про мужика). Как-то у Задорнова была великолепная фраза: "Государство всегда борется с теми, кто любит Родину".
– Взгляните теперь на список табу. Этих слов не должен произносить никто из задумывающихся над образом настоящего мужика. И никто из тех, кто хочет стать настоящим. Или страдает, что пока ещё не стал таковым. Например, "круто", "слабо", "чисто конкретно", "типа того..." и еще двадцать-тридцать подобных...
– Да, - соглашается Александр, - не надо этого. А из разрешённых слов оставьте "красоту" и уберите "сексапильность". И "свобода, свободный" - у меня тоже под вопросом.
– Почему?
– У Александра Дюма есть прекрасная фраза: "Это были времена меньшей свободы, но большей независимости". Вот независимость - это очень важный термин. У американцев есть известная фраза: "Твоя свобода заканчивается у кончика твоего носа". Вот, например, я не выношу, когда люди курят на улицах, на остановках, трутся возле со своими запахами, демонстрируя ложно понятую свободу. Я за независимость; это ценно.
– Александр, пожалуйста, расскажите мне какую-нибудь историю, когда вам было очень-очень страшно. Когда ужас был сильнее всего организма...
– Был один раз в жизни, когда я не просто бежал: я драпал! Спортсмен! Было это опять-таки в Сибири. В лесу рано утром я собирал цветы для любимой женщины. Лесотундра. Купа кустов. Я зашёл и вдруг увидел там какое-то существо. Раннее-раннее утро, вокруг абсолютно никого. Но мне почему-то показалось, что там не медведь, не еще какой зверь, а человек, который ножом что-то копал в земле... Место заполярное, много людей, вышедших из заключения и осевших в разных артелях; жизнь ничего не стоит. Мне было девятнадцать. Я драпанул - и меня еще долго колотило после этого. И много-много лет спустя я по случаю спросил у одного офицера войск специального назначения: что самое страшное в лесу? Встретить человека, ответил офицер... Парадокс, да? Вот ты один, если идешь по лесу и готов к опасностям, то ты знаешь, что делать с медведем, лосем, кабаном, тигром, -
– А теперь - управляем?
– Надеюсь. Пройденная опасность - не опасна.
– И в личной жизни?
– Область чувств несколько иная, тут и помногу раз наступают на грабли. Но если человек разумен - этого не случится. С возрастом, когда у меня прошел эгоизм первых чувств, я понял, что любить - значит беречь. Прежде всего. Самое страшное, когда человек любит только себя. Но если человек забывает о себе, он становится титаном.
В дверь легонечко постучали. Александр открыл: "Да, помню". Пришлось выключить запись и пойти в чисто поле. Оказывается, начиналась репетиция историко-патриотического представления.
Оседланные лошадки ждали Александра. И разнополая молодёжь, тренировочно махавшая серебристыми щитами и мечами, - все ждали его, только его.
Подвели белоснежную красавицу. Грива на ветер. Стать и нерв.
Я не заметила, как он очутился в седле.
Солнце любовно выжгло все помехи на небе и, лаская белизну лошади всеми волнами полуденного спектра, остановилось в ожидании театра. Весь мир послушно замер.
А ярый всадник, не думая об играх солнца, уже полетел по-над лугом, и лошадка была очевидно и абсолютно счастлива.
Он летел - и не просил смотреть на него. Он сам по себе летел. Он так жил. Он не лез в глаза. Хороший он парень.
Конно-спортивно-театральная молодёжь энергично проверяла себя, резвилась на лугу, составляя и рассыпая случайные боевые пары. Александр остановился и обернулся: я подошла и помахала фотоаппаратом.
– Можно?
Он кивнул. Лошадь взвилась на дыбы. Я принялась щёлкать. Мыльница моя была заряжена обычной домашней двухсоткой, и надежды на публикабельные снимки не было, но остановиться я не могла. Зрелище было великолепное, солнце в помощь, всадник хорош, а мимоходом в эту глушь не попадёшь, надо успеть, надо всё запомнить.
Когда поступку недостаёт нравственных аргументов, плохие журналисты часто применяют профессиональные доводы типа "Это же просто работа!" Сама не знаю почему я вспомнила сейчас этот глубоко чуждый мне пассаж.
И я опять взялась хватать радость урывками.
Группа рассыпалась по полю, раздался клич, бойцы сошлись. Я отпрыгнула подальше и села на землю, забыв закрыть объектив. Оторопь и моральный кризис. Я, получается, уже набросала ворох роз к ногам незнакомого человека, едва он взлетел в седло, причём он привычно принял их, профессия такая, но по ходу вспомнил, что в данный-то момент его осыпают за причастность к торговой марке "Мужик"! Вот откуда такая скорость полёта над лугом...
Некомильфо, говорила моя заблудшая душа, плача до боли. Чушь. Всё это чушь. И он чувствует это самое всё, этот сорокапятилетний мальчик, обожаемый окружением, чувствует, но идёт на поводу. Почему идёт? Даша? Что ему какая-то шалая женщина, когда у него всё есть: небо, ветер, белая лошадь, серебряный меч, добрые глаза, дочь, друг, жена, профессия, известность и даже популярность?
Когда мне больно, я слушаю светскую прощальную музыку, изображающую полёт души в сторону прочь от тела. Например, "Бразильскую Бахиану" Вилла Лобоса или песню из кинофильма "Леон-киллер". Сейчас во мне сама, без вызова, прогремела Шестая симфония Петра Ильича Чайковского, и я испугалась. Как повелось.