Вислава Шимборская. Стихи

Annotation

«Конкурс переводов». На этот раз рубрика посвящена польской поэтессе, лауреату Нобелевской премии (1996) Виславе Шимборской (1923–2012). Во вступлении к публикации поэт и переводчик Игорь Белов подчеркнул сложность проделанной переводчиками работы, сославшись на формулировку Нобелевского комитета в обосновании своего решения: «за поэзию, которая с иронической точностью раскрывает законы биологии и действие истории в человеческом бытии». И автор вступления восклицает: «Но как передать эту филигранную, элегантную „ироническую точность“ в переводе?»

Иностранная литература, 2016 № 08

Вислава

Шимборская

Вступление Игоря Белова

Луковица

Монолог для Кассандры

Конец и начало

Театральные впечатления

Кошмарный сон поэта

Лесное моралите

Есть те, кто…

Изумление

Ода в честь

Пытки

К вопросу о статистике

Вислава Шимборская

Стихи

Вступление Игоря Белова

Международный конкурс переводчиков поэзии Виславы Шимборской, проведенный в прошлом году вроцлавским фондом «За вашу и нашу свободу» при поддержке Польского института книги, стал логичным продолжением конкурсов русских переводчиков Чеслава Милоша (2011) и Тадеуша Ружевича (2013). В этот раз, правда, и языковая палитра, и, как следствие, география конкурса оказались расширены — между собой состязались переводчики польской поэзии на русский, украинский и белорусский языки. Всего для участия в конкурсе были отобраны 228 работ, поступивших из России, Польши, Украины, Беларуси, США, Молдовы, Испании и других стран. Более интернациональным оказался и состав жюри, которое возглавил известный переводчик, президент Польского ПЕН-клуба Адам Поморский. Беларусь в жюри представляли Лявон Барщевский и Андрей Хаданович, Украину — Микола Рябчук и Олександр Бойченко, а Россию — Ксения Старосельская и автор этих строк.

Творчество Виславы Шимборской (1923–2012), лауреата Нобелевской премии 1996 года, одной из крупнейших и самобытнейших польских поэтесс, хорошо знакомо читателю «ИЛ». Предположу, однако, что данная публикация наиболее интересных работ русских переводчиков Шимборской поможет лучше понять ее стихи: не только составить мнение об уровне (подчас довольно высоком!) современных переводчиков польской поэзии, но и еще раз задуматься об особенностях поэтики Шимборской, которые иногда существенно осложняли переводчикам их и без того нелегкую, но исключительно увлекательную работу.

Действительно, стихи Виславы Шимборской парадоксальным образом представляют особую сложность при их переводе на родственные восточно-славянские языки. Нужно изрядно потрудиться, чтобы найти в родном языке соответствующие идиомы, а также придать точным формулировкам легкость и изящество. Как всегда бывает с переводами польской поэзии на русский, в этих стихах обнаруживается немало «подводных камней», неожиданных сюрпризов со стороны «ложных друзей переводчика», сложностей ритмического рисунка… Однако Шимборская, на мой взгляд, создает переводчику еще и дополнительные трудности.

В первую очередь, это связано с особым ритмом ее стихотворений. Русский читатель (а иногда и переводчик) зачастую воспринимает стихи Шимборской как верлибры, хотя поэтесса пользовалась в основном модернизированным белым стихом. Ухватить и передать ритм часто невероятно сложно, тем более что во

многих текстах польской нобелиатки то появляется, то исчезает трудноуловимая внутренняя рифма. Справиться с такими текстами можно, только обладая тонким лингвистическим слухом, хорошо чувствуя музыку стиха.

Многие замечают, что язык Шимборской прост (хотя это крайне обманчивая простота!), а вот мысли очень глубоки и сложны, исповедальны, что, естественно, требует от переводчика определенных интеллектуальных усилий и умения вслед за автором искать и находить ответы на сложные вопросы о месте и роли человека во Вселенной. Насколько сложен и неоднозначен ритм стихов, настолько же сложна их философско-нравственная проблематика, в основе которой — сомнение. Не будем также забывать, что переводчик поэзии всегда отчасти соперник переводимого поэта. Так что в случае с Шимборской переводчик, ко всему прочему, должен хотя бы немного уметь раскрывать универсальное через повседневное, выстраивать, при необходимости, диалог внутри поэтического текста, да еще и придумывать лаконичные и емкие метафоры.

«Фирменным» же знаком поэзии Шимборской по праву считается знаменитая, почти непередаваемая польская ирония, с которой так трудно справиться даже опытному переводчику. Пафоса (имитировать который несложно, поскольку это почти не требует ни интеллектуальных, ни технических усилий) у Шимборской почти нет, а вот иронией (зачастую горькой) проникнуты очень многие ее стихи. Даже Нобелевский комитет в обоснование своего решения отметил, что главная в мире литературная награда вручена Шимборской «за поэзию, которая с иронической точностью раскрывает законы биологии и действие истории в человеческом бытии». Превосходная формулировка — «ироническая точность». Но как передать эту филигранную, элегантную «ироническую точность» в переводе? Адам Поморский, например, полагает, что ключ к пониманию поэзии Шимборской нужно искать в ее переводах французской поэзии. Их ироничный рационализм поможет читателю и переводчику лучше почувствовать специфику иронии автора. Ведь если этой специфики не уловить — все усилия могут пропасть даром. И замечательно, что некоторые участники конкурса со своей нелегкой задачей все-таки справились, проявив, помимо технических навыков, большой вкус и такт.

Конкурс переводов Виславы Шимборской стал не только прекрасной переводческой лабораторией для десятков талантливых литераторов, но и своего рода ответом творческих людей тем политикам, которые сделали все для разобщения народов, близких друг другу в языковом, культурном и историческом смысле. «Поэзия — это общий язык мира», — заметил в свое время американский поэт Аллен Гинзберг. Отрадно, что редакция «ИЛ», публикуя лучшие работы участников конкурса переводов Шимборской, способствует тем самым поиску этого общего языка.

Игорь Белов

Луковица

Дело другое луковица.

Нет у нее нутра.

Вся насквозь она луковица

до лукомного ядра.

Лукоподобная сверху,

лукичеватая сбоку,

могла бы в себя смотреться

без страха и упрека.

В нас отчужденность, ярость,