Вислава Шимборская. Стихи
Шрифт:
и относит их на помойку.
Те, что знали,
в чем была суть,
волей-неволей уступят место
тем, кто знает мало.
Потом тем, кто знает еще меньше.
В конце концов — тем, кто ничего не знает.
В траве, которой поросли
причины и следствия,
с колоском в зубах
и пялиться на облака.
Театральные впечатления
Для меня самый важный в трагедии акт — шестой:
те, кто в схватках погиб, воскресают,
костюмы и парики поправляют,
нож из груди вынимают,
с шеи петлю убирают,
в один ряд с живыми встают
лицом к публике.
Поклоны вместе и соло:
белая рука на смертельной ране,
реверанс самоубийцы,
кивок отрубленной головы.
Поклоны парные:
ярость бок о бок с кротостью,
жертва улыбается палачу,
бунтарь, не смущаясь, шагает рядом с тираном.
Попирание вечности носком золотой туфельки.
Разгон нравоучений полями шляпы.
Неуклонная готовность завтра начать все снова.
Гуськом выходят умершие много раньше,
в третьем, четвертом актах и в перерывах.
Чудесным образом возвращаются пропавшие без вести.
Их терпеливое ожидание за кулисами,
в тех же одеждах,
в том же гриме,
впечатляет меня больше, чем пафос трагедии.
Но особо волнует момент,
когда в просвете уже почти упавшего занавеса
одна рука спешит подобрать букет,
а другая поднимает брошенный меч.
Именно тогда третья, невидимая,
исполняет свой Долг:
сжимает мне горло.
Кошмарный сон поэта
Представь себе, что мне сейчас приснилось.
Вода, огонь, земля под ногами, воздух,
верх, низ, круг, треугольник,
право и лево.
Погода сносная, красивые пейзажи
и немало существ, наделенных речью.
Но речь у них не та, что человечья.
Все строится в категоричном наклонении.
Между словом и вещью нет зазора.
Нечего добавлять или менять местами.
Время всегда конкретно-часовое.
Прошлому с будущим негде развернуться.
Для воспоминаний — одна прошедшая секунда,
для предположений — другая,
та, что вот-вот начнется.
Слов сколько нужно. Никогда не больше,
а это значит, что нет и поэзии,
нет религии и нет философии.
Такие вольности там не предусмотрены.
Нет ничего, что можно только представить
или увидеть с закрытыми глазами.
Поиски — только того, что есть где-то поблизости.
Вопросы — только такие, на которые можно
ответить.
Они очень бы удивились,
если умели бы удивляться,
что существуют причины для удивления.
Слово «тоска», признанное аморальным,
не рискнуло бы в словаре появиться.
Мир предстает понятным
даже в глубоком мраке.
Отпускается каждому по доступной цене.
Отходя от кассы, никто не требует сдачи.
Из чувств — удовольствие. И никаких кавычек.
Жизнь в кандалах языка. И гуденье галактик.
Согласись, ничего ужаснее
не может случиться с поэтом.
А потом — ничего прекраснее
скорого пробужденья.
Лесное моралите
Входит в лес
и там как будто исчезает:
досконально его знает,