Витим Золотой (Роман 2)
Шрифт:
– Да, ваше превосходительство!
– Переломов вскочил.
– Он мне, Белозерову, начинает диктовать? До чего я дожил! Но если я, главный управляющий, не соглашусь удалить своего доверенного, тогда что? закуривая толстую сигару, спросил Белозеров.
– Тогда не будет у нас откровенного разговора, - ответил Буланов.
– Вы, значит, ему не доверяете?
– кивая на юриста, спросил Белозеров.
– Да, не доверяем, - подтвердил Буланов.
Переломов, оскорбившись, пожал плечами и попросил разрешения удалиться. Склонив голову, Белозеров крепко зажал в зубах толстую сигару. Неслыханно было, чтобы
– Мне тоже не доверяют?
В комнате густо плавал пахучий сигарный дым. На зеленое сукно письменного стола и бумаги лег квадрат солнечного света.
– Было бы удивительно, господин управляющий, если бы рабочие после всего случившегося продолжали верить администрации, - ответил Буланов.
Сигара, которую держал в зубах Белозеров, переместилась из одного угла рта в другой. Все в нем клокотало, но он быстро взял себя в руки.
– Удивительно, - повторил он сквозь зубы.
– А когда шахты стоят, это никого не удивляет? По-вашему, я дурак, что буду за здорово живешь кормить всех этих дармоедов? Я скорее дам переломить себе череп, чем смирюсь с таким положением!
– Да полно, господин управляющий. Я ведь не для этого послан. Буланов, как наставляли его Черепахин и другие члены стачкома, держался с достоинством.
– Ну и кто же вас сюда послал?
– смягчившись, спросил Белозеров, понимая, что он проявляет излишнюю горячность.
– Меня послали рабочие.
– Что было велено передать?
– Они отказываются от каких бы то ни было переговоров через выборных товарищей.
– Чего же хотят твои любезные товарищи?
– Отправки в Россию.
– Скатертью дорога!
– Брови Белозерова сдвинулись.
– Я так и передам.
– Передай, что мы на днях начинаем выселение. Кто не хочет работать, пусть едет куда угодно, но только не за счет правления!
– Вся загвоздка в том, господин управляющий, что правление нарушило договор...
– Старая песня! Я предпочитаю само золото, а не шлиф, в котором оно живет...
– перебил его Белозеров.
– Тогда вызывайте опять войска и начинайте действовать.
– Архип Буланов встал.
– Мы найдем иные средства.
– Руки Белозерова побледнели и судорожно смяли потухшую сигару.
– Вам видней.
– Теперь каждый червяк будет искать гнилой корешок... Мнение... А что мне до этого общественного мнения? Оно добычу золота не увеличит! Повторяю, что разобью себе голову, а работать заставлю!
– Полагаю, господин управляющий, что мне пора уходить. Вижу, что с вами договориться все равно, что на тигрице жениться!
– не удержался от шутки Архип.
– Как это понимать?
– Страху много, а удовольствия ни на грош...
– А вы наглец!
– сдерживая ярость, выкрикнул Белозеров.
– Вы сами напрашиваетесь на такой ответ. Счастливо оставаться, господин главный управляющий.
– Погодите!
– Белозеров стукнул ребром ладони по столу.
Архип остановился. Повернувшись вполоборота, настороженно косился на вторую дверь, откуда ненароком могли выскочить стражники.
– И что же мы решили?
– насмешливо спросил Белозеров.
–
– Я лично считаю, что в солдатики вы уже достаточно наигрались! твердо проговорил Буланов.
– Ладно. Согласен, что игра в солдатики кончена. Пусть завтра рабочие приходят к моему крыльцу.
Буланов молчал.
– Не верите? Даю слово, что ни полиции, ни стражников не будет. Хоть вы-то мне один раз поверьте!
– Попробуем.
– Что полиции не будет, можете заранее убедиться...
– Об этом вы не заботьтесь. Мы уже теперь ученые... До свидания. Архип, не оглядываясь, пошел к дверям.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Прибывший на Ленские прииски генерал-губернатор Князев, которого с таким трепетом здесь ожидала администрация, начал свой объезд с Феодосиевского прииска. Некоторые рабочие думали, что приезд такого высокого начальника во все больше обострявшийся момент внесет безусловную ясность. Выразив свое сочувствие пострадавшим семьям, он тут же предложил рабочим приступить к работе. Даже у той малой части забастовщиков, которые питали надежду на что-то, иллюзии рассеялись. Феодосиевцы и андреевцы постановили к работе не приступать. Расценки по новому, предложенному администрацией договору также были отвергнуты. Вместе с приездом губернатора начал усиливаться нажим со стороны администрации и полиции. На Александровском прииске было вывешено объявление, что рабочие, отказавшиеся выходить на работу, утратили право на помещения, которые они занимают, и продовольствие по расчетным книжкам. Рабочие подали Князеву прошение и потребовали переговоров с администрацией. Губернатор пригласил к себе главного управляющего, на квартире которого, кстати сказать, он и остановился в Надеждинске. Одна из комнат, где жил генерал-губернатор, по приказу Белозерова была застлана медвежьими шкурами. После сытного сибирского обеда, мягко ступая по пушистому меху лакированными сапожками, генерал настроен был кротко и благодушно. Белозеров, смиренно опустив голову, сидел за столиком с аккуратно расставленными на доске шахматами. Губернатор любил побаловаться на досуге костяными фигурками.
– Вам не надоело, Иннокентий Николаевич, плавать в этом попорченном болотце?
– спросил Князев.
– Ах, ваше высокопревосходительство, грехов много!
– В то же время Белозеров раздумывал, как бы поделикатнее всучить генералу шахматы из слоновой кости, редкостной работы индийских мастеров, стоившие баснословно дорого.
– Да, нагрешили вы здесь порядочно, - снисходительно улыбнулся губернатор.
– В монастырь уйду, коли так, в скиты скроюсь...
– Кое-кому все же придется замаливать грешки, но господин Белозеров, я думаю, найдет умней выход...
– Какой, смею спросить?
– Договоритесь с рабочими, ну а я помогу.
Белозеров подобострастно согнулся вдвое и даже пытался выдавить слезу. Он терпеливо следил за каждым генеральским шагом и тут, у себя дома, и там, на приисках, где успел побывать высокий гость, стараясь угадать истинные намерения иркутского сатрапа.
– Нужно кончать с этим...
– Губернатор покрутил пальцем возле лысеющей головы и лениво продолжал: - Пригласите делегацию, разъясните им пункты контракта - и с богом. Ваше дело - немедленно начать работу, а остальным займется мой порученец Майш и, конечно, сенатор Манухин!