Витька с Чапаевской улицы
Шрифт:
— Рассказывай, — сказал Сафронов. Он тоже срывал землянику, но ел без всякого аппетита.
— Чего рассказывать?
— Кого ты еще разбомбил?
— Я немецкий эшелон под откос пустил… А бомбили летчики, — сказал Витька. — Знаете, какие у них штурмовики? Утюжат немцев почем зря! И «мессершмитты» ничего с ними поделать не могут. Летают ИЛы над самым лесом. И бомбы бросают точно в цель.
— Можно подумать, что ты летал на них… — усмехнулся Сафронов.
— Я их руками щупал.
— Где ты так врать научился?
Витька оторвался
— Я на аэродроме был… И ребята. Почему вы мне не верите?
— Никакого там аэродрома нет, — сказал Сафронов. — Я ведь тоже в тех местах был.
— Значит, это был мираж, — усмехнулся Витька.
— Такие немцы простаки, чтобы терпеть у себя под носом военный аэродром!
— Пройдете в ста метрах и ничего не заметите, — сказал Витька. — Маскировочка будь здоров.
— Это сразу за березовой рощей? Ну, что за болотом? Витька с любопытством посмотрел на него.
— Сдался вам этот аэродром…
— Никак не могу понять: трепач ты или…
— Я молчу, — обиделся Витька.
Он хотел подробно рассказать про Седого и взорванный эшелон, но передумал… Странный какой-то этот Сафронов. Разговаривает с ним, как с маленьким. С какой стати Витька будет врать про аэродром? Вот насчет бомбы, которую командир авиационного полка обещал сбросить на комендатуру, еще можно сомневаться… Не потому, что не сбросили. Командир не такой человек, чтобы обманывать, просто летчики могли и промахнуться. И сидит сейчас толсторожий полицай Семенов в комендатуре и допрашивает кого-нибудь… «Очухался? — спрашивает. — Аль водой побрызгать?» А может быть, и не промахнулись наши пилоты. Нет комендатуры и полицая Семенова. Одна большая воронка с водой.
— Ну вот и рассердился, — сказал Сафронов.
— Я еще никогда столько ягод не видел, — удивлялся Витька, подползая на коленях к большой березе.
— Там еще больше, — показал в другую сторону Сафронов.
Но Витька топтался возле березы. Проводил рукой по низкорослым кустикам — и в сочной зелени мерцали крупные ягоды.
Сафронов, хмуря светлые брови, о чем-то думал. Несколько раз он оглянулся на чуть заметную тропинку в траве. Было тихо, лишь ветер раскачивал вершины деревьев. Где-то неподалеку стучал дятел.
— Не ожидал я вас здесь встретить… — проговорил Сафронов. — Какого черта вас принесло сюда?..
Витька опустил руку с ягодами. Он стоял у березы на корточках и с удивлением смотрел на Сафронова: чего он злится? И лицо какое-то напряженное, а глаза холодные…
— Разве мы вам мешаем? — наконец выговорил Витька. Смутная тревога заползала в его сердце.
— Вопрос стоит так, Витька Грохотов: или я, или вы…
— О чем вы… Миша?
— Свалились вы, дьяволята, на мою голову… И тут он вспомнил, как его зовут: Владимир! Так он называл себя там, у реки Вишенки…
— Вы — Володя, а вовсе не Миша, — растерянно сказал он.
— Я давно забыл, как меня зовут, — усмехнулся Сафронов.
— Кто же вы тогда? — вырвалось у
— А это тебе знать ни к чему.
Повисла тяжелая томительная пауза. Черная бархатная бабочка с желтой окаемкой опустилась на ромашку и сложила крылья. И сразу стала некрасивой, похожей на засохший листок.
— Значит, вы не Сафронов, — пробормотал Витька лишь для того, чтобы что-нибудь сказать. Разрушить эту тревожную, зловещую паузу.
— Вот такие дела, Витька Грохотов, — сказал человек, называвший себя Сафроновым. — Не быть тебе на фронте и не крошить, как капусту, фашистов…
— Не понимаю…
На самом деле Витька стал соображать, что происходит. Перед ним никакой не Сафронов, и не повар… Это был самый настоящий шпион. Вот почему он тогда сказал, чтобы они никому не рассказывали про парашют. На этом парашюте спустился с неба он сам.
В кармане лежал браунинг. Он на предохранителе. Если его выхватить, то выстрелить все равно не успеешь!.. Убежать! Но ведь у Сафронова — или как там его? — тоже наверняка есть оружие. Выстрелит в спину…
— Где же находится аэродром? — спросил Сафронов.
— Не помню.
— А ты вспомни.
Сафронов стоял совсем рядом. Высокий, широкоплечий. Сейчас он не был похож на известного киноартиста Николая Крючкова. Коричневая кожа обтянула острые скулы, глаза жесткие, так и сверлят насквозь. И рубец на лбу вспух.
— Я жду.
— Я все вам наврал, — быстро заговорил Витька. — Никто ничего не бомбил, и никакого аэродрома я не видел… Отпустите, дяденька?!
— На дню семь пятниц… Ты меня, наверное, за дурака принимаешь? Где же все-таки расположен аэродром со штурмовиками?
— Не знаю я ничего… Сдуру наболтал!
— Ты, Витька, герой, — сказал Сафронов. — Готов смерть принять, а военную тайну не выдашь.
— Да кто нам аэродром покажет? — стараясь подыскать убедительные слова, оправдывался Витька. — Так, хвастанул перед вами…
Сафронов взглянул на часы и вздохнул.
— Думаешь, охота мне руки о тебя, мерзавца, марать? А что делать?..
И, прежде чем Витька успел что-либо сообразить, он схватил его за волосы так, что слезы из глаз брызнули, и изо всей силы треснул головой о шершавый березовый ствол.
Витька даже не охнул. Глаза его закатились под лоб, ноги стали ватными, и он боком рухнул на землю, подмяв под себя земляничные кустики с крупными ягодами.
Сафронов ногой перевернул его на спину: из Витькиного рта на подбородок потекла тоненькая струйка крови.
— Черт бы вас побрал! — пробормотал Сафронов.
Эта дурацкая встреча с ребятами спутала все его планы. Во второй раз заброшенный в тыл под другой фамилией, он благополучно устроился поваром в полку Ладонщикова. Это он по ночам сигналил ракетами «юнкерсам». И задумал еще одно большое дело, которое готовился в ближайшее время осуществить… Проклятые пацаны и девчонки поставили под угрозу не только весь его хитроумный план, но и его жизнь…