Витька с Чапаевской улицы
Шрифт:
— Слышали… — сказал кто-то.
Милиционер с густым мужественным голосом отобрал несколько человек для прочесывания местности, остальные топтались возле уборной и наперебой выпытывали у девчонки подробности, на которые она не скупилась.
— Им убить человека — раз плюнуть! — охотно говорила она. — Убьют, заберут деньги, одежду, булки… И еще любят конфеты… «Раковую шейку».
— Странные какие-то бандиты.
— А сейчас они пошли на мокрое дело… Что это такое, скажите,
— На тот свет решили кого-то отправить.
— Во-во, велели мне большую свечку поставить за… за упокой…
— Души, — подсказали ей.
— Просто не верится, что осталась жива, — притворно громко вздохнула девчонка.
Мальчишки, слушая биение собственных сердец, окаменели. Никто из них ни разу не пошевелился. У Гошки Буянова зудела шишка на лбу, но он так и не решился поднять руку и почесать. Витьке Грохотову до смерти хотелось кашлянуть, его даже пот прошиб. Кашлянуть — это значит выдать всех.
Все трое боялись одного: вдруг кто-нибудь из оставшихся здесь, в резерве, захочет в уборную?.. И один, конечно, нашелся! Он сначала дернул за ручку двери, где стоял Гошка, потом — где Сашка, и наконец — где Витька. Мальчишки приготовились дорого продать свою жизнь…
— Тьфу, чертовщина! — услышали они недовольный голос. — Двери заколочены.
— Товарищи, что мы тут стоим? — наконец нашелся здравомыслящий человек. — Тоже нашли место…
Все отошли в сторону. Голоса стали тише, а потом и совсем заглохли.
Мальчишки наконец-то свободно вздохнули.
Во втором часу ночи члены шайки «Черный крест» решились выбраться из ненавистной уборной. Их преследователи давно ушли, но Гошка боялся засады и не велел без его приказа выходить. Лица у мальчишек были кислые. Они старались не смотреть друг на друга. Было противно. От долгого пребывания в неподвижности все члены одеревенели. У Витьки свело правую ногу, и он захромал.
— Нашел куда прятаться… — пробурчал бледный Сашка.
— Не до жиру, быть бы живу, — сказал Гошка.
— У тебя с собой клятва? — помолчав, спросил Витька.
— Два часа сочинял, — сказал Гошка. — Клятва что надо.
— Покажи…
— Темно, ничего не разберешь.
— Разберу.
Буянов протянул приятелю аккуратно сложенный листок, подписанный кровью. Витька взял и не читая с наслаждением разорвал лист на мелкие кусочки. Потом положил на ладонь и сдунул.
— Воруй, если хочешь, один, — сказал он.
— Я говорил, лучше очистим ларек, — сказал Сашка.
— Обжора, — буркнул Грохотов. — Небось все конфеты слопал?
— Одна осталась, — стал шарить в карманах Сашка. — Хочешь?
— Пропади они пропадом! — отмахнулся Витька.
— Испугался
— Не надо, — оборвал Витька. — Не заливай нам больше про Робин Гуда и Спартака. И этого… Антонио Порро! Мы их переплюнули. Таких героических подвигов, как мы сегодня, никто еще не совершал… Ограбить маленькую глупую девчонку! И два часа проторчать в уборной…
— Как быть с кошельком? — спросил Гошка.
— Можешь себе оставить, — сказал Витька. — За блестящую идею…
— Лучше все-таки девчонке вернуть, — предложил Сашка. — Чтобы не распространяла ложные слухи.
Гошка достал из кармана кошелек и вручил Ладонщикову.
— Вот и отдай…
— Она мой голос узнает, — попробовал отвертеться Сашка.
— Не надо было травить про сто человек, которых ты так лихо отправил столовым ножом на тот свет… — ухмыльнулся Витька.
— Я сказал — двадцать три…
— Двадцать три с половиной, — поправил Гошка. — Одного ведь ты немножко не дорезал?
— Где я ее найду?
— Проще пареной репы, — сказал Витька. — Полдня подежурить у магазина, обязательно встретишь.
— И что я скажу?
— Тебя ли учить? — заулыбался Витька. — Уж что-что, а трепаться ты умеешь…
— Не забудь ей рассказать про мокрое дело… — сказал Гошка.
— И про жертвы, которые при виде твоего грозного ножа сразу лапки кверху… — прибавил Витька.
— Не влипнуть бы мне с этим проклятым кошельком… — пробормотал Саша Ладонщиков.
ГЛАВА ПЯТАЯ. ПУЗЫРИ НА ВОДЕ.
С утра ничего не предвещало грозу. На синем безоблачном небе жарко светило солнце. В парке, низко опустив ветви, стояли притихшие деревья. Белые бабочки-капустницы кружились над желтыми маслянистыми цветами. С тревожным воем будто на пожар, пролетел шмель. В тени, положив длинную серую морду на толстые лапы, сладко спал пес Валет.
Тетя Сарра выволокла проветрить и просушить полосатые матрасы и перины. Она разложила их на траве и ушла.
Валет проснулся, зевнул, широко распахнув красную пасть, и не спеша направился к белью. Он хотел было растянуться на полосатом матрасе, но, понюхав его, раздумал и рухнул на мягкую пуховую перину.
Из парадной вышел Буянов. Он был в парусиновых брюках и тельняшке с закатанными рукавами. Черный густой чуб блестел: Гоша обильно смочил его отцовским тройным одеколоном. Над верхней губой у него намечались усики. Не скоро еще они вырастут, года через два-три, но все равно приятно, что уже что-то есть. У других мальчишек и намека на усики нет.