Витки времени

Миллер Питер Шуйлер

Я забрался на балкон, окружающий чашу источника света. Толстые тросы, прикреплявшие ее к каменным стенам, были призваны противостоять ужасным ветрам, которые дули, когда мощные насосы системы вентиляции вытягивали из подземного царства застоявшийся воздух и засасывали свежий с поверхности планеты. Не удивительно, что это происходило только по ночам, поскольку, работай они днем, все, на чем летали создатели этих сооружений, точно бы разбилось о каменный потолок. Меня удивляло, что серая пыль оставалась лежать годами, даже невзирая на то, что задняя сторона чаши была практически полностью защищена от ветра. Перегнувшись через перила высотой по пояс, я посмотрел на город внизу, на сей раз настоящий город, пирамидой растущей из гладкого пола пещеры, — город, который мы в последующие недели очень хорошо изучили.

В самом низу стояли низкие,

ничем не примечательные строения, дальше были еще три террасы, каждая меньше предыдущей и отличающаяся более пышной и красивой архитектурой от своего соседа снизу. Четыре широкие наклонные плоскости тянулись вверх от огромных каменных ворот в стене, окружающей нижний уровень, и воздушные дорожки, эскалаторы, а в редких случаях улицы обеспечивали коммуникации на каждой террасе. Большинство этих подробностей мы, конечно, узнали гораздо позже, спустя некоторое время, проведенное в городе. На самом же деле, с первого взгляда, мы, вероятно, пропустили все самое важное: различные магистрали, динамо-машины и отдельные системы вентиляции — все это оказалось спрятанным в сердце пирамиды, и попасть туда можно было лишь через пару хорошо замаскированных входов.

С архитектурной точки зрения, город представлял собой загадку чистой воды. Могу сказать словами дока: «Все выглядело совершенно непривычно, но, тем не менее, казалось до боли знакомым». Во всем было необъяснимое единство, несмотря на бросающиеся в глаза различия. Самым простым объяснением, которому мы потом нашли подтверждение, являлось то, что каждая терраса соответствовала своему общественному классу или касте, которые, в свою очередь, придерживались определенного стиля в архитектуре. Увиденная структура пирамиды подкрепляла нашу теорию, а позже найденные в библиотеке свидетельства подтвердили почти все догадки.

Нижняя терраса состояла из низких кубов строений, похожих на наши дома, только еще более простых, без единого закругления. Также на этих зданиях не было никаких украшений, за исключением нескольких синих полос на стенах. Окружающая город стена оказалась покрытой медью, потускневшей от времени, а ее ворота, как и ворота на всех уровнях пирамиды, были из зеленого камня, окантованные золотом и с холодным голубым овалом посередине.

На втором уровне террасы, огороженном низкой, обшитой простым металлом стеной, начиналось царство изгибов. Здесь архитектура оказалась более привычной, почти земной. Купола, круглые окна, и сглаженные углы. Тем не менее, кубические строения все же преобладали. Все выглядело так, словно жители второй террасы придерживались стиля первой, но закруглили все, что можно, показывая, на что они способны, если захотят. Позже мы узнали из книг, что этот уровень служил прибежищем большому количеству мелких торговцев, а несколько домов принадлежали тем, кого бы мы назвали средним классом, купцам и ремесленникам, вышедшим из нищеты первой зоны, — зоны простых рабочих, — благодаря своему уму и способностям.

Последняя стена оказалась действительно красивой. Она была полностью покрыта каким-то светящимся металлом так, что отбрасывала слабый розовый блеск на крыши домов второго уровня. Стенные ворота, как и на входе в гигантское сооружение, оказались покрытые геометрическими узорами тончайшей работы и украшенные золотом. А сами здания являлись огромными красивыми особняками из резного белоснежного мрамора, разительно отличающегося от унылого красного песчаника и кирпича нижних уровней. Каждое здание могло похвастаться барельефами по обеим сторонам от входа, и повсюду, в нишах, на пьедесталах и вдоль тропинок, ведущих к постоянно работающим фонтанам, стояли сотни мраморных статуй, расположенных как поодиночке, так и целыми группами, статуй, являвшихся подлинными шедеврами.

В центре этого уровня стояло огромное здание из блестящего черного мрамора с темно-красными вкраплениями. Его окружал двор, который тоже был полон фонтанов из мрамора и скульптур из чистого золота. На протяжении тридцати метров не было никаких отверстий, не считая четырех резных ворот. Затем все здание стало представлять собой разгул замысловатого дизайна: бельведеры, шпили, минареты, арки, длинные гирлянды привычного красочного стиля, мраморные сосульки, тонкие резные колонны с искусно сделанными капителями, словом — волшебная страна разнообразных чудес. Чем-то это напоминало огромные храмы Ангкора и других затерянных городов Камбоджи, и, тем не менее, резьба подземного города не была такой живописной и одновременно привычной, как

на Земле. Из самой вершины здания вытянулся тонкий заостренный шпиль, выполненный целиком из кроваво-красного мрамора. Над ним парил хрустальный шар, точно такой же, как и над гигантским сооружением вентиляционной системы, сияя точно таким же темно-розовым блеском, блеском, который отражался через каждые восемьсот метров меньшими кристальными шарами, висящими над металлическими башенками, на других террасах. Впечатление от всей конструкции попросту нельзя было передать словами. Там мы обнаружили и другой город, который в сравнении с этим был как собор Парижской Богоматери рядом с Тадж-Махалом, город, который мы осмотрели лишь частично...Возможно, было даже к лучшему, что у нас не получилось осмотреть его должным образом, поскольку, взглянув на него хотя бы одним глазком, крайне трудно было не возвращаться в этот чудесный город, созданный удивительным народом. Мы поклялись этого не делать, но, возможно, когда-нибудь даже клятва нас не удержит. Кто знает?

ПЕРЕДО МНОЙ открывалось настолько прекрасное зрелище, что прошло несколько минут, прежде чем я осознал важность увиденного. И в самом деле, мы уже были в тридцати метрах от верхней террасы, когда я заговорил.

— Док! — крикнул я, указывая на статуи, — они же люди!

— Да, — медленно сказал он, — они люди. И это ставит крест почти на всем, что я думал и что знал. Я верил, что жизнь не развивается схожим образом в разных местах нашей Вселенной. Математика это запрещает, по крайней мере, я так полагал. Набор разных видов, за некоторыми исключениями, вероятно, будет везде одинаков, но разумная жизнь — это совершенно иное, развивающееся по другим законам и проходящая другие этапы жизни, пространства и времени. Иногда я... я представлял мир, цивилизацию, разумных муравьев, пауков или даже растений. Думаю, мне бы там понравилось. Как часто я мечтал жить в мире, где нет склочности, присущей моим сородичам, целиком погрузиться в науку, узнавать и постигать нашу бесконечную Вселенную! Но, кажется, я ошибался. Я надеялся, что наш Бог не был ни завистливым, ни эгоистичным, ни давшим способность осознать мир только одному виду, а являлся по-настоящему великим, действительно всемогущим и милосердным Богом, который бы не допустил неравенства между видами, не испробовал все варианты, не потерпел повторения того же сценария, и который бы не потерял тягу к совершенству! И... я ошибался.

— Док, но, может, это всего лишь совпадение или что-то подобное. В конце концов, разве не удивительно — найти тут Человека?

— Наверное, да. Ты прав. Просто моему тщеславию нанесли удар, опровергнув мою любимую теорию. Пошли, нам еще есть чем заняться. Мы забыли, зачем прибыли сюда. Нельзя торчать тут весь день. Давай возвращаться.

Итак, мы спустились на мраморную мостовую древнего сада, где фонтаны все еще весело журчали, хотя цветы, деревья и даже люди, такие же, как и мы, которые однажды тут бродили, исчезли давным-давно. Вся терраса была покрыта слоем мелкой споровидной пыли, на которой мы не увидели никаких следов, кроме отпечатков наших собственных ботинок. Каждым своим шагом мы поднимали в воздух плотные серые облака, которые кружились над головами.

Док изучал пыль с помощью маленького, но мощного анализатора, который он взял из набора, висящего у него на поясе. Вдруг он выпрямился и закричал: «Это чистый кислород! Быстрей надевай шлем! А то погибнешь!».

Я мгновенно подчинился, сменив респиратор на баллон с кислородом. Док сделал то же самое. Жестом я показал на рацию, но он отмахнулся и счистил пыль с широкого борта одного из фонтанов. Открыв сумку, он достал пробирку с какой-то бактериальной культурой и высыпал ее на расчищенное место, бросил туда щепотку пыли, затем добавил воды и отошел.

Поверхность культуры вдруг начала корчиться. Почти мгновенно она превратилась в распухающую массу извивающихся щупалец, растительных щупалец. Через минуту на том месте, где лежало содержимое пробирки, оказалось отталкивающее месиво. На концах толстых алых стеблей выросли большие темно-фиолетовые сгустки, появились отвратительные плотные комки цвета желчи, покрытые маленькими бледно-синими бородавками, а мертвенно-белые руки щупалец продолжали расти и извиваться — подлинный кошмар джунглей. И пока мы с ужасом все это наблюдали, масса внезапно начала гибнуть и рассыхаться, вскоре оставив после себя лишь тонкий слой серой пыли, да серых спор. Я содрогнулся от отвращения. И тут в наушниках раздался голос дока: