Витражи резных сердец
Шрифт:
Она отступает на шаг. Она все еще должна поговорить с ним.
– Послушай, он вернется через пару дней. Будешь слишком нервничать, я решу, что тебе не хватает нагрузок.
– Ох, нет! – она немедленно взмахивает руками, будто бы срочно что-то вспомнила. – Я ужасно… ужасно ранена. Надо срочно идти отдыхать.
Она шутит, конечно же. Рашалид это знает. Он также знает, что она не собирается убегать всерьез, поэтому явно не старается, когда делает вид, что бросается ее ловить.
…Ей начинало нравиться ловить
Она не знает, сколько проходит часов, прежде чем она снова выжата и подавлена. Наклоняется, упирается в колени, тяжело дышит. Рашалид ехидно интересуется, не устала ли она, несчастная раненая девочка.
Она отмахивается – у нее перерыв. Нет лучшего способа отдыхать, чем смотреть, как тренируются другие.
Ее взгляд цепляется за фигуру, которую она не видела здесь раньше. Не дуэлянт Рашалида, слишком роскошный, с безумным количеством украшений, но такой же бело-золотой и прекрасный. Однако Рашалид никогда, даже когда она на самом деле боялась, не вызывал у нее такого четкого ощущения исходящей от него злобы, как тот белый чужак.
Только позже она замечает кое-что еще. Цепь в его руке. А на этой цепи…
…Шаннлис. Она помнит его имя – того даит-аин, который дал ей совет. Он худой, едва в сознании.
Рашалид прослеживает ее взгляд, и тут же резко качает головой.
– Не смотри туда. Это Ашберрад. Ты не хочешь, чтобы он тебя заметил, – на ее пустой взгляд он все равно поясняет: – Ашберрад – это один из тех самых образов из ваших жутких историй про кражи и насилие.
…И вот оно. Напоминание. Напоминание о том, кто вокруг нее, и что она здесь смеет веселиться.
Ее взгляд снова скользит к Шаннлису. Тот словно чувствует – встречается с ней взглядом. Молящим, еле живым, таким слабым взглядом…
Что-то снова щелкает внутри, и она выпрямляется.
– Насколько я особенная с этими моими отметками, Раш?
– Что?.. – не понимает он. – Одна во всем мире, не считая Туиренна, что ты уже знаешь. И…
– Насколько я ценна для него?
– Что?..
– Мне нужен тот даит-аин.
Рашалид ругается. Витиевато и ужасно, ужасно грязно. Хватает ее за руку, но она отказывается останавливаться.
– Раш, мне нужен тот парень. Я не могу его так оставить!
Ашберрад слышит их. Ловит их внимание и медленно улыбается.
Ей кажется, что она смотрит в пасть акулы. Ей кажется, что она видит самые злые в мире глаза.
Ей плевать.
Шаннлис не говорит ни слова, когда Торн останавливается рядом с ним и эгидианцем. Ашберрад смотрит на нее голодно, жутко, плотоядно. Он, разумеется, красив, как и все они, но это жестокая красота. Он даже не пытается скрывать что-то.
– Привет, игрушка, – говорит он, изучая ее лицо. – Я тебе нравлюсь? Я всегда
Торн знает, что Рашалид сейчас смотрит на нее очень пристально. Что без слов пытается сказать ей быть осторожнее. Она помнит и в этот раз не смотрит реликту в лицо. Она смотрит на Шаннлиса, на тренирующихся, не показывая страха, пробирающего позвоночник. Она смотрит куда угодно – но не в эти злые глаза.
– Только намекни, – говорит Ашберрад, – и я заберу тебя себе. Тебе понравится.
– Этот даит-аин, – она кивает на Шаннлиса, все еще безразличного. – Я его забираю.
От такой наглости Ашберрад, кажется, опешил. Также Торн была уверена, что Рашалид сейчас закатывает глаза.
– Он мой, – поясняет она спокойно. – Я забираю его себе.
– Смешно. Смешная игрушка.
– А если есть какие-то вопросы, сразу к Эрратту Туиренну, – она смотрит около его лица, чуть в сторону, и недолго. Отвечает, но не провоцирует. – Я ведь его смешная игрушка, в конце концов.
Это, совершенно очевидно, ни для кого не сюрприз. Но никто не ждет, что игрушки будут говорить.
Ашберрад мрачнеет. Торн почти ощущает исходящие от него волны ярости.
– Это…
– Поспоришь со словами Туиренна? – вступает Рашалид. Эгидианец переключает внимание на него, и Торн может позволить себе взглянуть на них чуть дольше, чем мгновение.
Они жутко похожи, и это пугает.
Ашберрад скалится. Рашалид скалится на него в ответ.
– Против? Давай, сразись со мной сейчас. Брось мне вызов.
Но вызова нет. Ответа тоже нет. Только злость. Ненависть. Голод.
Торн понимает, что Рашалид сейчас поддерживает ее ложь-без-единого-слова-лжи. Значит, она поставила правильно. Она правда слишком им нужна.
Ашберрад молчит. А потом швыряет к их ногам цепь Шаннлиса и исчезает в ворохе огней. Даит-аин падает на траву, обессиленный.
Он… искусан, обескровлен. Едва в сознании от ядов реликтов. И кто знает, что еще с ним…
Рашалид прерывает ее мысль, звонко щелкая пальцами. На его поляне появляется, пусть и недовольный, но, как всегда, с иголочки одетый Инатт.
– Я тебе не посыльный, Раш, и не раб.
– Я попросил тебя прийти, а не приказал, и ты прекрасно знаешь это, – он отмахивается. – Взгляни.
Инатт переводит взгляд на Шаннлиса. Торн готова поклясться, что видит в его выражении боль.
– Снова. Будто мы вещи.
– Да, Торн, видимо, так же подумала, потому что подставила свою шею под Ашберрада, чтобы его вытащить.
Инатт поднимает на нее взгляд и быстро прячет переживания за лукавой улыбкой.
– Мое ты сокровище. Я перед тобой в долгу, а он – еще больше, – не показывая усилий, он пытается помочь Шаннлису встать на ноги, закидывает его руку себе на плечо. – Я передам его в верные целительные руки. А в ваши руки я передам по сладчайшему торту!
Он исчезает, и тогда Рашалид перестает притворяться. Он мрачный, злой, и Торн чувствует себя очень, очень не по себе.