Витязь 1
Шрифт:
— Го-осподи, ну наконец-то. Явился не запылился, — расставив руки в приглашающем жесте, произнесла мать.
— И я рад вас видеть, матушка, — отдаваясь в её объятия ответил я.
— Рад значит, — поцеловав, и отстранив, чтобы рассмотреть на предмет целостности тушки, многозначительно произнесла она, и продолжила. — А не скажешь ли ты мне сыночек, куда я тебя отправляла, и где ты в результате оказался.
— Я искренне раскаиваюсь в содеянном, матушка. Но быть может меня извинят четыреста рублей, которые я смог заработать за эти месяцы.
— Конечно же извинят.
— Матушка, вы же меня простили, — напомнил я.
— Простила конечно. Как же я могу сердиться на родную кровиночку. Но это ведь и не со зла, а науки для.
— Матушка! — возмутился я.
— Не кричи. Я не глухая. Ты хороший, я плохая. Ложись на лавку, сын, и будь сильным, — игриво произнесла она, и ещё эдак задорно тряхнула крепким кулачком.
— А может не надо? — подпустил я просительных ноток.
— Надо, Никитушка. Н-надо, — сокрушённо вздохнув развела она руками.
Глава 7
Студент
Я в очередной раз окинул взглядом своё отражение в зеркале. А хорош! Нет, правда, писаный красавец. Высок, широкоплеч, узкобёдрый, картинка, да и только. И шитый по фигуре студенческий фрак, с короткими фалдами только лишний раз подчёркивает мою спортивную фигуру.
Живём мы небогато, и сукно на студенческий мундир пошло среднего качества, зато пошито в лучшем виде. Матушка моя портниха и модистка. Не скажу, что самая известная в Орле, и к ней записываются в очередь, но и неумёха. Так что может и раскроить как надо, и шов ровный, почти как швейной машинкой выведет.
После смерти отца доходы резко упали. Он был хорошим учителем фехтования и не испытывал недостатка в учениках. В принципе, оттого и мы с матушкой хорошо и фехтуем. Когда его не стало, она взялась за переделку старых платьев. Далеко не все могут себе позволить частую смену гардероба, но модистки способны вдохнуть в них новую жизнь. Причём настолько, что на выходе получается по настоящему новое платье.
Правда, заработки модистки оставляют желать лучшего, и то, что матушка ещё и портняжила, не больно-то помогало. Слишком большая конкуренция, а значит и цена за эти услуги не столь уж и высоки. Если ты не настоящая мастерица, конечно же.
Поэтому она была вынуждена ходить в княжеское присутствие и сдавать ману. Всего-то копейка за десять единиц, но у неё шестой ранг, так что, в зависимости от наличия времени в месяц получается выручить пять-шесть рублей. Одарённым сложно остаться совершенно без заработка и уж точно с голоду они не помрут. Хотя и высоким такой доход не назвать…
— Барич, пожалуйте к столу, — вслед за стуком в дверь, послышался голос Матрёны, единственной нашей служанки.
М-да. Поди ещё пойми, служанка ли она. Если что, то по загривку мне от неё прилетает регулярно, а рука у неё тяжёлая и без усиливающих зелий. Злиться на неё я не могу, только итого, что шиплю, как змей, уклоняюсь и грожусь выпороть. Но по правде, сам за неё башку кому угодно
Потому что на любовь нельзя отвечать неблагодарностью. И плевать, что она видит перед собой паренька выросшего у неё на руках, а на деле это взрослый мужик появившийся в этом мире чуть больше года назад. Постепенно я проникся уважением к обеим этим женщинам. Ну и наконец, они те, на кого я могу в этом мире положиться целиком и без остатка, те, кто вывернутся за меня наизнанку и ничего не попросят взамен. Я тупо не могу ответить им меньшим.
Когда вошёл в столовую, завтрак уже был на столе. Ничего особенного, блины с творогом, сметана, малиновое варенье и чай. Ну хоть не каша сегодня и то радует. Её тут готовят несравнимо вкуснее, чем в моём мире, рассыпчатая она буквально тает на языке и это не фигура речи. Но я к ней всё равно как-то не очень. К тому же в походе надоела хуже горькой редьки.
— Никита, ко мне днями заходила Аграфена Генриховна, — произнесла мать, стоило только мне опуститься на стул.
— Не рановато ли мне ещё о женитьбе думать? — покачал я головой.
— Я тоже так думала, но она сумела меня убедить, что время уже подошло. У Мирошкиных младшенькая на выданье. В этом году закончила университет по специальности лекаря, и батюшка за ней даёт хорошее приданое. Успеешь и жениться, и университет закончить.
— Ну и на кой им такое золото без дохода? — хмыкнул я.
— Не всё о выгоде печься. Аграфена Генриховна говорит, что ты глянулся девочке. Не пыталась ли она заговорить с тобой во время учёбы, на балу или в ресторации?
— Нет.
Враньё. Пыталась. Дважды. И оба раза я прикинулся валенком. А иначе откуда бы я её знал. У нас разница два года, для универа, мы из разных миров.
— Да ты хоть знаешь ли о ком речь?
— Если не ошибаюсь, тихоня, эдакая серая мышка со средненьким даром. Кому-то повезёт. И я не иронизирую.
— А почему не тебе?
— Нет, матушка, я пока погожу жениться, — окуная блин в чашку со сметаной, возразил я.
— А чего годить-то, барич? Чего годить? Сам поди бесталанный, кто же со знатным даром за такого пойдёт, — всплеснула руками Матрёна.
— Так не люба она мне, — возразил я.
— Ничего, стерпится, слюбится. А то, что скромница, так это и хорошо, с вертихвосткой какой и до беды недолго.
— Ты послушай Матрёну-то, послушай. Она тебе зла не пожелает. Опять же, со средствами и дар поднять можно, а он никогда лишним не будет.
— Милые мои матушка и Матрёнушка, я вас люблю всем сердцем, но жениться до окончания учёбы не собираюсь. И давайте на этом закончим. Можно я позавтракаю и побегу уже в университет.
— Ешь уже. Но разговор не окончен, — милостиво позволила мать.
В университет я направился пешком. Наши доходы не позволяли раскатывать на извозчиках, так что мы всё больше ножками, экипажами же пользовались только по случаю каких-либо выездов. Мы конечно небогаты, но какую-никакую полусветскую жизнь ведём. И в гости ходим, и гостей порой принимаем, и на балах бываем, в основном общественных, организованных городскими властями.