Витязь на распутье: Феодальная война в России XV в.
Шрифт:
Великие княгини Софья Витовтовна и Мария Ярославна «з детми и з бояры своими» поспешили выехать из Москвы в Ростов. Это вызвало волнение в столице («гражане в велице тузе и волнении (в другом списке — «пленении») бяху»). Горожане, «совокупившеся, начаша врата градная преже делати, а хотящих из града бежати начаша имати, и бити, и ковати, и тако уставися волнение, но вси обще начаша град крепити, а себе пристрой домовнои готовити» [549] . Очевидно, из Ростова Софья Витовтовна пыталась бежать в Тверь, но ее вернул с реки Дубны в Москву Дмитрий Шемяка, решивший, вероятно, организовать оборону столицы [550] .
549
ПСРЛ. Т. 26. С. 198.
550
ПСРЛ. Т. 15. Стб. 492 («князь Дмитрей Шемяка Юриевич з Дубны великую княиню Софию увернул к Москве»).
«Медвежье ушко» решил приобрести себе и великий князь тверской Борис Александрович, отважный в смутные времена. 22 августа 1445 г. он снова послал своих воевод в уже опустошенные им же новоторжские волости. Во время этой экспедиции князь Борис
551
НПЛ. С. 426. По Супрасльской летописи, в 1444 (6952) г. великий князь тверской Борис Александрович «посылал повоевати земли великого Новъгорода». Воеводой был у него дорогобужский князь Андрей Дмитриевич. Тверичи «извоеваша» тогда 25 волостей (ПСРЛ. Т. 17. Стб. 69).
552
НПЛ. С. 426; ПСРЛ. Т. 16. Стб. 188–189 (50 волостей).
После возвращения царевичей с полоном в Нижний Новгород 23 августа Улу-Мухаммед направился оттуда в Курмыш, прихватив с собой Василия II, князя Михаила Андреевича и других русских полоняников [553] . К Дмитрию Шемяке, к которому перешла власть в Москве, он направил своего посла Бегича, с тем чтобы выяснить, какой позиции по отношению к Орде будет придерживаться новый великий князь. Надеясь получить ярлык на великое княжение, Дмитрий Юрьевич принял Бегича с подобающей честью («рад быв и многу честь подасть ему, желаше бо великого княжениа»). К ордынскому царю вместе с Бегичем Шемяка отправил своего дьяка Федора Дубенского «со всем лихом на великого князя (Василия II. — А.З.)… чтобы великому князю не выити на великое княжение» [554] .
553
ПСРЛ. Т. 26. С. 198. Сведение о том, что Василий II сведен был в Казань, ошибочно (ПСРЛ. Т. 37. С. 87).
554
ПСРЛ. Т. 26. С. 198.
Не получая долгое время известия от Бегича, Улу-Мухаммед решил, что он убит Шемякой, и 1 октября отпустил Василия II и других полоняников из Курмыша на Русь, предполагая, очевидно, использовать их как реальную силу в борьбе с князем Дмитрием Юрьевичем [555] . Если до этого власть Шемяки в Москве имела какое-то обоснование традиционным порядком наследования, то теперь она становилась незаконной и с точки зрения традиции: не было санкции ордынского царя.
Об условиях, на которых был отпущен из плена Василий II, ходили разные слухи. По новгородским сведениям, ордынцы взяли на Василии Васильевиче «окупа» целых 200 000 руб., «а иное Бог весть да они» [556] . Псковичи говорили, что Василий II только посулил татарам 25 000 руб. (а следовательно, мог и ничего им не дать), хотя и отмечали, что он привел с собой 500 татар [557] . В Твери летописец записал, что с Василием II пришли «татарове дани имати великиа, с собе окуп давати татаром» [558] . Московские летописцы 70-х годов XV в. тактично умалчивали о размерах выкупа и татарах, писали только, что великий князь отпущен был ордынцами с обещанием дать им «окуп» «сколько может» [559] . Обещание скреплено было крестным целованием, но выполнил ли его великий князь — неизвестно.
555
ПСРЛ. Т. 26. С. 199; Т. 23. С. 151–152. Дата «25 октября» (ПСРЛ. Т. 24. С. 183) ошибочна.
556
НПЛ. С. 426 («взя на нем окупа двесте тысяць рублев»).
557
ПЛ. Вып. 1. С. 47 («посулив на собе окупа от злата и сребра, и от портища всякого, и от коней, и от доспехов пол 30 тысящь»).
558
ПСРЛ. Т. 15. Стб. 492.
559
ПСРЛ. Т. 26. С. 199.
Итак, Василий II с эскортом татар двигался в Москву. А тем временем к нему навстречу приближались Федор Дубенский и Бегич. Их посольство плыло по реке Оке [560] . Через два дня после отъезда из Курмыша Василий II отправил в Москву с вестью о своем освобождении Андрея Плещеева. Дойдя до села Ивана Киселева (между Нижним Новгородом и Муромом), Плещеев встретил Плишку Образцова с конями Бегича и дьяка Федора и сообщил им, что великий князь отпущен на Русь. Тогда дьяк Федор и Бегич вернулись в Муром, где Бегича схватил князь В.И. Оболенский [561] . Такова московская версия событий.
560
ПСРЛ. Т. 26. С. 199.
561
ПСРЛ. Т. 26. С. 199.
По Ермолинской летописи, дело происходило несколько иначе. Когда Василий II подходил уже к Мурому, он получил сообщение, «яко идетъ Бигичь ко царю о всей управе Шемяке на великое княженье, а ночевати ему, перевезся Оку». Великий князь повелел «изымати» Бегича. Муромские наместники к «Бигичю выслаша меду много, он же напився и усну». Тогда посланцы великого князя «поимаше его и отведоша его во град, а после утопиша его» [562] .
Узнав о случившемся, Дмитрий Шемяка бежал в Углич. Василий II в то время прибыл в Муром, откуда направился во Владимир. «И бысть радость велика всем градом Русскым», — с умилением пишет позднейший московский летописец [563] . Конечно, русские люди испытывали
562
ПСРЛ. Т. 23. С. 152.
563
ПСРЛ. Т. 25. С. 264. В более раннем Московском своде — «бысть радость велика всем руским князем» (ПСРЛ. Т. 26. С. 199); по Ермолинской летописи, «бысть радость велика и плачь от радости всем градом русским, отчине его» (ПСРЛ. Т. 23. С. 152).
Торжественная встреча великого князя состоялась в Переславле, куда для этой цели прибыли великие княгини Софья Витовтовна, Мария Ярославна, сыновья Василия Васильевича Иван и Юрий, а также великокняжеский двор. На Дмитриев день (26 октября) Василий II прибыл в Москву [564] . Здесь он остановился в доме своей матери на Ваганькове, а затем у старейшего боярина князя Юрия Патрикеевича в Кремле (после сильного пожара город не успели еще отстроить).
Вкусивший сладость верховной власти, князь Дмитрий Юрьевич не собирался примириться с новым порядком вещей. Шемяка понимал, что обстановка недовольства военным поражением (пленением великого князя и протатарской политикой Василия II) сейчас благоприятствовала его властолюбивым замыслам. Поэтому он взял на себя инициативу создания блока тех сил, которые склонялись к мысли о необходимости устранения Василия II с великокняжеского престола. Прежде всего он сообщил своему старому, хотя и неверному союзнику можайскому князю Ивану Андреевичу, что отпуск Василия II ордынцами был обусловлен их планами завладеть всей Северо-Восточной Русью, за исключением, может быть, Твери, в которой они собирались посадить на княжение Василия Васильевича [565] .
564
ПСРЛ. Т. 23. С. 152; Т. 26. С. 199; Т. 37. С. 87 (23 октября); Т. 15. Стб. 492 (16 ноября).
565
Василий II якобы «царю целовал, что царю сидети на Москве, и на всех градех Руских, и на наших отчинах, а сам хочет сести на Тфери» (ПСРЛ. Т. 26. С. 200).
Так ли это было на самом деле, мы, наверное, никогда не узнаем, но подобные планы ордынцев или Василия II кажутся все же маловероятными. Версия, распространявшаяся Дмитрием Шемякой, могла быть кроме всего прочего представлена и как нарушение докончания 1437–1439 гг., которое обязывало Василия II не соглашаться на предложение татар получить Тверь и Кашин в великое княжение. Одним из участников этого докончания с тверским великим князем был Дмитрий Шемяка [566] . Ну а раз Василий II объявлялся нарушителем докончания, то и присяга на верность ему как бы дезавуировалась.
566
ДДГ. № 37. С. 105–107.
По другой версии, Дмитрий Шемяка «почя крамолу воздвизати и всеми людми мясти; глаголюще, яко князь велики всю землю свою царю процеловал и нас, свою братью». Князь Дмитрий при этом собирался «поимати великого князя, а царю не дати денег, на чем князь велики целовал» [567] .
Кроме князя Ивана Андреевича Можайского на сторону Дмитрия Шемяки перешли многие из московских гостей, бояр, старцев Троицкого монастыря [569] . На сторону противников великого князя решительно стали влиятельные бояре «Константиновичи» — Добрынские, когда-то верные сторонники Василия II, связанные, правда, с князем Иваном Андреевичем [570] . С ними «коромолил с Москвы Иван Старков» [571] . Широкая оппозиция Василию II питалась в первую очередь тревогой за судьбы страны, ибо великий князь «навел» на Русь татар, и, чем это могло кончиться, никто не знал.
567
ПСРЛ. Т. 23. С. 152.
569
Там же («здумаша со князем Иоанном Андреевичем Можайским, а с ними и от боляр великаго князя, и от гостей московских, и от троецьских старцев»); Т. 26. С. 200 («мнози же от москвич в думе с ними бяху, бояре же и гости, беша же от черньцов в той думе с ними»). В московских сводах 70-х годов XV в., как видим, вместо троицких старцев упоминаются туманные «черньцы».
570
По С. Б. Веселовскому — Петр, Никита и Иван Константиновичи Добрынские (см.: Веселовский.С. 311). П.К. Добрынский в 1433 г. был ростовским наместником, верным сторонником Василия II (ПСРЛ. Т. 26. С. 189), но в 1442 г. он уже боярин князя Ивана Андреевича (АСЭИ. Т. I. № 171. С. 124–125).
571
ПСРЛ. Т. 27 (Сокращенный свод конца XV в). С. 272. И.Ф. Старков был коломенским наместником, к которому под надзор отправляли в свое время Дмитрия Шемяку (ПСРЛ. Т. 26. С. 191).
Центрами складывавшегося заговора стали удельные столицы — Руза, куда перебрался с Углича Дмитрий Шемяка, и Можайск. Князь Дмитрий послал грамоту в Тверь к великому князю Борису Александровичу. Она была сходна с тем сообщением, которое от него получил князь Иван Андреевич. Великий князь тверской «убоявся и бысть единомысленник с ними». По версии тверского панегириста Бориса Александровича инока Фомы, зимой 1445/46 г. Дмитрий Шемяка отправил своего посла к тверскому князю со словами: «…и сталося, брате, в нашей земли, но что же брат нашь князь великий Василеи целовал тотаром, но что ж твою отчину, великое княжение Тферьское, да и наши отчины хощет предати тотаром, но и мы ж, то одумав, со своею братиею и со всею землею, но великого же князя Василия поймали, и того ради и тобе възвещаем, но да и ты бы еси нам способствовал по христианстве, но и еще же и по своей отчине». В ответ на это Борис Александрович послал к Шемяке своего воеводу князя Андрея Дмитриевича Дорогобужского «известно спытать о великом князе Василии». После этого тверской великий князь «въсхоте стати по своем брате по великом князе Василии» [572] .
572
Инока Фомы слово похвальное… С. 41, 42.