Viva la M?salliance или Слава Мезальянсу
Шрифт:
Юный некромаг чуть приподнял голову, чтобы иметь возможность одарить собеседницу тяжёлым взглядом.
— Я думаю о Ёлко.
Губ Туны коснулась горькая усмешка.
— Правда? Поэтому ты не отпускаешь её? Поэтому подпитываешь надежду на недостижимое? Не даёшь ей стать счастливой, полностью освободившись от гнёта мечты, которой не суждено сбыться?
— Спасибо за порцию терпкой реальности, подруга, но тут такое дело: я не голоден, — недобро осклабился Даркен. — Ты зря полагаешь, что я не нажрался жизни. Я сожрал её столько, что вкус её смешался со вкусом
Девушка нахмурилась.
— А как быть, если всё остальное вредно для тебя? Ситуация обостряется. Ты ведь осознаёшь, что поддержка Штернберков сейчас, сегодня, многократно ценней, чем она же — завтра?
— Я понимаю, чего ты хочешь, Туна, — кивнул Даркен. — Ты хочешь, чтобы я выступил сегодня с важным заявлением.
Лицо рыжевласой красавицы осветила улыбка.
— Да… но почему мне кажется, будто бы мы с тобой говорим о разных вещах?
— Потому что мы с тобой слишком хорошо друг друга знаем, — вздохнул молодой человек. — Послушай, я сейчас думаю над тем, о чём именно будет то важное заявление. Я прекрасно вижу, к чему всё идёт. И нет никаких сомнений, что сегодня будут сжигаться мосты. Весь вопрос в том, кто и какие именно мосты подпалит. Но полымя… полымя будет до небес. Я сижу на перепутье. Что бы я ни выбрал, мне придётся отказаться от чего-то важного для меня. И я старательно взвешиваю решение, чтобы по итогу лишиться того, о чём я буду меньше всего печалиться.
Девушка продолжала улыбаться. Но сменился тон этой улыбки. Вместо тёплого желтоватого света солнца сие были оранжевые отблески скачущего по воле вечернего бриза огонька свечи.
— Я хочу, чтобы ты знал… независимо от того, что ты выберешь, я горжусь тобой.
Чересчур поздно Даркен понял, к чему всё ведёт. Он расправил плечи, открыл рот, чтобы возмутиться, чтобы остановить Туну, но того времени, которое юный некромаг потратил на то, чтобы осознать подоплёку последней фразы хватило для полного перехода инициативы в руки рыжей красавицы.
То был поцелуй. Решительный. Крепкий. У него, как у хорошего вина, имелось великое множество оттенков, которые можно прочитать лишь достаточно хорошо разбираясь в вопросе. И Маллой-младший, ещё в прошлой жизни заслуживший диплом почётного сомелье поцелуев, различал эти оттенки.
Сладость надежды. Горечь прощания. Жар эгоистичного желания, не считающегося с мнением иной стороны. Мягкость заботы. Жестковатые, похожие на соль, кристаллики боли. И первые нотки того, чему суждено позже стать тягучим послевкусием осознания.
Осознания того, сколь много было в интересе прекрасной рыжеволосой слечны личного.
Поцелуй прервался так же неожиданно, как и начался. Девушка решительно оттолкнула партнёра, резко выпрямилась и зашагала прочь быстрым твёрдым шагом человека, который желал продемонстрировать самой Форгерии, что несмотря на все беды, коими щедро та одаривает своих жителей, он остался несломленным.
Фортуна прощалась. Заранее. Авансом. Ведь время было такое: если Даркен изберёт не её, а Глашек или Каппек,
Если Даркен изберёт другую, Фортуне лучше не прощаться с ним боле. Её союзники не должны усомниться в решительности молодой дворянки. Недопустимы никакие проявления слабости.
Пропасть меж ними двоими будет лишь расти и расти, покуда они не обнаружат друг друга в форме враждующих собой государств.
Стильная форма македонских фашистов.
Пафосные эполеты богемийской офицерии.
А ведь всего несколько месяцев назад всё это казалось столь бесконечно далёким.
Некоторое время Даркен смотрел вслед уходящей Фортуне, а затем перевёл усталый опустошённый взгляд на сестру. Та тщетно прятала волнение за ободряющей улыбкой.
— И я тоже… я тоже горжусь тобой, независимо от того, что ты выберешь.
Молодой человек вдруг ни с того ни с сего озарил мир яркой идиотской лыбой, а затем сложил губы бантиком, закрыв глаза.
За что и был наказан решительным ударом кулачка по голове.
— Братик — дурак! — звонко и весело рассмеялась Гиацинт. — Ты просто неисправим!
— Ты сделала довольно много ошибок в слове “неотразим”, — усмехнулся дворянин, потирая ушибленную макушку.
Девушка фыркнула.
— По-богемийски я разговариваю достаточно хорошо, чтобы говорить именно то, что имею в виду. Ты неисправим. И невыносим.
Даркен развёл руками.
— Ну, за то вы меня и любите.
— Ты сделал слишком много ошибок во фразе “несмотря на это”, — хихикнула сестрица.
“Номер один” ободряюще улыбнулся.
— По-богемийски я разговариваю достаточно хорошо, чтобы говорить совсем не то, что я имею в виду.
Молодой человек добродушно обнял родственницу за плечо.
— Слушай, шла бы ты домой. Тут скоро будет совсем уж некрасиво.
— Не красиво? — вскинула бровки девушка. — Что ты задумал?
— Па-а-а-анятия не имею, — честно признался он. — У меня есть несколько путей, которыми я мог бы пойти, но ни один из них мне не нравится в полной мере. Что бы я ни выбрал, я обязательно потеряю что-то важное. Но “некрасиво” будет не по моей вине.
— А по чьей? — голубые глаза сестрички смотрели на Даркена с надеждой и ноткой страха.
Сколько было в этом взгляде трепетной невинности и наивности. Каковой бы ни была прошлая жизнь Гиа, девочка явно не успела хлебнуть в полной мере политики. Лишь запах учуяла, а потому и стремилась от неё дистанцироваться.
До недавнего времени, когда она, всё же, решила резко повысить свою ценность для семейства и влезть-таки в это гнилое болото.
— А ни по чьей, — поморщился Даркен. — И по вине каждого из здесь присутствующих. То, что ты здесь услышала — это только начало. Первые ласточки. Выскажется каждый. Знаешь… такое ощущение, что я уже прочитал синопсис этого романа и знаю, что будет дальше.
Гиацинт обеспокоенно сжала своими маленькими ручками широкую, облачённую в крепкую защитную перчатку, кисть брата.