Viva la Post Mortem или Слава Послесмертью

Давыдов Игорь

— Смелость? — не поняла сестричка. — Но… их же просто освободили и эвакуировали. Им не надо было вступать в бой. В чём же смелость?

— Я слышал доклад Ёлко. Люди организованно погрузились в автобусы и уехали. Организованно, Гиа, — наставительно поднял палец молодой человек. — Не ломанули толпой на улицу, чтобы сбежать, куда глаза глядят. Не затоптали друг друга. Это означает, что среди спасённых было достаточное количество тех, кто вызвался добровольцем. Тех, кто преодолел ужас и инстинктивное желание переставлять ноги как можно быстрей.

Большая сильная ладонь мягко легла на золотистые волосы сестрёнки.

— Там было страшно. Тучи настолько густые,

что светлым днём было темно, словно ночью. Ливень сильный. Каждая капля хлестала, словно удар кнутом. Молнии били в лужи, всего в паре десятков метров от них. И словно этого было мало, время от времени в сиянии электрических разрядов можно было различить огромную древесную деву, лика которой было достаточно, чтобы обратить в бегство тренированных солдат, — Даркен покачал головой. — И это если забыть о плене и пытках. Представь только, какой ужас пережили эти люди. Слабые. Среди них было много женщин и детей, а также мужчин, никогда в жизни не державших в руках ни волшебной палочки, ни даже пистолета. И, тем не менее, эвакуация прошла без проблем. Это значит, что из трёх сотен человек нашлось, как минимум, три десятка тех, кто переборол свой страх и помог моим воякам организовать всю эту перепуганную толпу.

Некромаг наклонился вперёд и мягко поцеловал сестрицу в лобик.

— Я ответил на твой вопрос?

— Нет! — решительно мотнула головкой Гиа. Так резко, что волосы на секунду взмыли вверх над плечиками, чтобы затем мягко шлёпнуть свою хозяйку по затылку и губам.

— Зато я изрёк мудрость, — с важным видом кивнул Дарк. — А это тоже очень важно.

Глава 21. Будет ласковое солнце

1.

Как же странно видеть своё собственное лицо где-то, кроме зеркала или фотографий.

А это именно оно. Никаких сомнений. Пусть волосы у древа были густой буйной кроной, пусть из спины росло великое множество крыльев с зелёным оперением — подобные мелочи не меняли главного. Лицо принадлежало Броне Глашек. Оно повторяло все ключевые черты, от формы губ и разреза глаз до характерной бледности: кора ясеня, служившая монументальной фигуре кожей, демонстрировала необычный для большинства деревьев сероватый оттенок.

Подобная схожесть вызывала крайне неуютное чувство, усиливавшееся оттого, что колоссальная зленовласая дева ни на секунду не задумалась о том, чтобы скрыть свою наготу.

Не особо помогало даже наличие объяснения, описывавшего события технически возможные, но звучащие крайне невероятно. Впрочем, подобный эффект вполне мог возникнуть из-за того, как в своей речи расставлял акценты человек, взявшийся посвятить девушку в детали появления на свет необычного древа.

— А затем Сковронский просто лопнул! — именно такими словами Даркен закончил свой эмоциональный рассказ. И эта фраза слишком хорошо гармонировала по тону со всем, что было сказано в последние полчаса.

Маллой-младший был одним из тех, кто сопровождал этим субботним утром обновлённую Броню Глашек к своеобразному монументу, посвящённому её победе в так называемом “ковачском инциденте”.

Точнее, победе той из двух версий синеглазой попаданки, что пожертвовала собой во имя своего мелочного желания насолить форгерийским божествам.

Погода этим утром была довольно хорошей, несмотря на лёгкий прохладный ветерок, способный застать врасплох чрезмерно самоуверенного путника, не озаботившегося достаточно тёплой одеждой. Дождь, последние несколько дней омрачавший настроение жителей Праги отступил, оставив в память о себе лишь глубокие лужи,

ещё не успевшие высохнуть под мягкими ласковыми лучами лениво потягивавшегося солнышка, время от времени протиравшего заспанное лицо небольшими пушистыми облачками.

Помимо слечны Глашек и её сопровождения — непривычно многолюдного, включающего в себя помимо всех членов её семейства, также семью пана ректора в полном составе и почти половину ковена плюшевого енота, — близь Стенающей Рощи и соседствовавшего с ней разрушенного предприятия можно было найти довольно впечатляющее количество людей в форме: как рядовых стражей правопорядка с метками центрального, напрямую подчинённого королевской семье, департамента, так и сотрудников тайной полиции, каждый из которых был отмечен обязательными атрибутами некромага.

Всё время рассказа, по тону и насыщенности деталями больше напоминавшего байку, Броня провела рядом с пчелиной чёрно-жёлтой лентой, ограждавшей территорию, куда было запрещено ступать любому человеку, кроме желающих провести ближайшие часы или дни в гостеприимных тюремных камерах в компании радушного палача, выясняющего, на самом ли деле нарушитель является идиотом, или и правда желал уничтожить какие-нибудь улики, которые могли бы дать подсказку следствию.

Девушка ощущала себя особенно неуютно. Но не из-за близости стенающих от печали и боли деревьев. Точнее, не совсем. Некромагичка к этому момента даже более-менее смогла смириться с наготой как две капли воды похожей на неё древесной девы. Главной причиной дискомфорта было то, сколько раз за время своего рассказа сын рода Маллой помянул имя главной зануды УСиМ с таким видом, будто бы не понимал объективной разницы между той Броней, что вчера нанесла сокрушительный удар по маленькому бизнесу Сковронских, и стоящей перед ним, способной только удивлённо взирать на последствия боя, произошедшего задолго до её пробуждения.

Даркену, очевидно, нравился эффект, который производила его байка, абсолютно неправдоподобная, но подкреплённая неоспоримыми и вполне осязаемыми доказательствами реальности описываемых событий.

Наконец, молодой человек замолчал. Рассказ подошёл к концу. Враг повержен. Гражданские спасены. Эпилог.

— Неясыть? Некромаг Неясыть? — таковы были первые слова Брони, прозвучавшие спустя секунд пять после окончания речи увлечённого сказителя.

— Ой, да ладно! — рассмеялся Дарк. Сейчас, в простых синих джинсах и чёрной, с белыми воротником и обшлагами, толстовке, он был совсем не похож на самого себя. Ни грамма того неуместного пафоса, характерного для золотой молодёжи. Даже шутки его не столь раздражали, как раньше. Неужели те тёмные очки так много меняли в восприятии фигуры сына ректора? — Я тебе поведал историю о том, как ты погибла за грехи человечества, а затем воскресла, и эта шутка про то, что я сплагиатил позывной у Ника Перумова — первое, что я от тебя слышу? Между прочим, ты её уже говорила вчера!

— Ты мне об этом не рассказывал, — девушка зябко обхватила плечики под пелериной.

Разумеется, не низкая температура была тому виной: лёгкое демисезонное пальтишко, перехваченное на талии широким поясом с золотистой круглой пряжкой, было вполне способно удержать тепло. Однако куда ему тягаться с той потусторонней мерзлотой, что порождала близость Стенающей Рощи?

И пусть обычно Броня любила этот магический холод, как многие люди любят летнее тепло, в данном конкретном случае всё обстояло слегка иначе: пробирающий до костей мороз, которым дышала Иггдрасиль, был подобен тому жару, что превращает пустыню в место, где почти нет жизни.